Незапертая Дверь
Шрифт:
Я пододвинула к себе покрытую болезненными пятнами «мышь», навела курсор на кнопку плеера и пустила запись. Сквозь легкий шум и потрескивания доносились редкие сигналы клаксонов, отдаленное бурчание, чей-то кашель. И на этом фоне довольно отчетливо, правда с обрубленного слова я услышала приглушенный голос Алика:
— «…лишь когда она засмеялась, я узнал в этой девушке Деньку. Я не мог поверить глазам. Серенькая, невзрачная мышка чудесным образом превратилась в совершенно другого человека. Весь вечер на нее накатывали волной и сходили… странности.
— Странности? — хмыкнул совсем близко Ванькин хрипловатый голос.
— В ней будто боролись две сущности, рвущиеся на свободу. Небывалая грация перемежалась с неуклюжестью. Слезы – с улыбкой,
— Попал ты, братец! И частенько с ней случаются такие метаморфозы?
— После того вечера – постоянно. Но тогда я думал, что заходы наоборот у меня. Каждый раз мне приходилось изо всех сил подавлять это искушение. Знаешь, я даже стал чаще думать о боге, понимая, что со мной заигрывает дьявольщина. Прошлой ночью она уговорила меня остаться у нее, даже не догадываясь, какому испытанию подвергает меня. Я не мог заснуть, неустанно думая о ней, находящейся в соседней комнате. От греха подальше, решил пойти прогуляться по холодку. Вспомнил, что Аньке обещал придти после помолвки Верки. Ну, взял телефон, сигареты и собрался выйти на улицу. Проходя мимо спальни, увидел, что Надя не погасила свечу. Распластавшись на кровати, сдвинула на тумбу подушку, почти уткнувшуюся в пламя. Опасаясь, что в любой момент может загореться, я осмелился войти. Погасив огарок, собирался уйти, но не мог отвести от нее взгляда. Руки сводило от неистового желания притронуться к ее вызывающему умиротворению. Она казалась такой спокойной и безмятежной. В то время когда… Я боялся ее разбудить. Она могла подумать что угодно, увидев меня рядом. И все же она пробудилась и медленно потянулась. Я больше не мог находиться к ней так близко. Боялся не совладать со своим желанием, потому заставил себя выйти.
— И что дальше?
— Придти в себя мне помогла соседка. Я ступил в темный подъезд, но спуститься до скамейки не хватило сил. Позвонил Аньке, чтобы хоть как-то отвлечься, переговорил с ней. И тут кто-то рядом чиркнул спичкой и отпрянул от меня. Я – от него. Тетка эта, похоже, готова была завопить от страху. Даже не понял, когда влетел обратно в квартиру…»
Дальше не было ничего интересного. Кто-то прервал разговор, вежливо попросив заткнуться и не мешать людям спать. Пристыженный Алик впал в молчание и больше не проронил ни слова. До конца записи уныло вздыхал.
Я открыла глаза и обвела комнату своим обычным, подернутым пеленой раздумий взглядом. Как долго я искала причины изменений в поведении Алика, а оказалось, что причина – перемены во мне! Он вовсе не планировал меня душить! И паучьими глазами смотрел, просто не в состоянии противиться жажде увидеть во мне Элпис. Значит, не в одной книге было дело. Похоже, о ней он думал куда меньше, чем я уверенно полагала. Если уж его смогла перепугать тетя Глаша, то что говорить о попытке обставить случайную смерть Либры? Да у него кишка тонка. Он такой, каким я его считала до того злополучного дня, когда перекрасилась в брюнетку и явилась на гулянку. Ему даже не хватило духу признаться, что я влеку его. Он боялся быть осмеянным, не понятым, отвергнутым, потому что нас всегда связывали только приятельские отношения.
Представляю, чего он натерпелся, когда я приставала к нему, удивляясь его стойкой
Но как тогда объяснить то, что все мы похожи на описанных в книге персонажей?
Я колебалась, не зная, верить прослушанному или нет. Гадала, мог ли Алик знать, что у Ваньки в кармане включился диктофон? И все же я почувствовала облегчение. Кроту было бы трудно подгадать разговор так, чтобы он записался. А если бы попробовал подговорить Ваньку и сделать это намеренно, тот бы задушил его вопросами, с живого бы не слез.
Нет ничегошеньки, чем бы я могла доказать причастность крота к делу с феном. Между его защитой и моим обвинением стоит перегородка. Либре правда ничего не стоило забыть ключи, когда она торопилась уйти из подвала, прихватив без разрешения книгу. Они могли пролежать за компьютером сколько угодно, и Алик с его рассеянностью и увлеченностью разгадками книжных тайн мог их и не заметить. Действительно, стал бы он оставлять улику против себя, если бы был виноват и опасался тени подозрений? Ведь узнай об этом Макс, от крота и лужицы бы не осталось. Если Алик и впрямь ни коим боком не причастен, а я выставила его злоумышленником, оскорбила подозрениями и открытыми обвинениями, то стоит его пожалеть. Каким обиженным он удалился! Себя выставила полной дурой, Косте голову заморочила, Ваньку в это втянула, самолюбие Алика растоптала. Надо будет как-нибудь извиниться перед ним за свои накаты.
— Ну что? — спросил вернувшийся с бокалом Ванька, размахивая пакетом пряников. — Я же говорил, что ты удивишься. Чай будешь? Ну как хочешь. Зря ты так наехала на Алика. Неужели не замечала, что он по тебе крючится? Обычно девки такое сразу просекают. Выходит, зря я вас наедине оставил? Думал, все же замутите.
— Так вот почему ты тогда смылся, — вдогонку пошедшему открывать дверь Ваньке, понятливо затянула я.
Пришел выждавший полчаса Костя. Собирался ломать Ваньке шею, но, увидев меня живой и невредимой, не торопящейся к установленному сроку, повременил с расправой. От шокировавшей меня правды я обессилено перевесилась через подлокотник кресла.
Ванька предлагал нам остаться, но я отказалась. Мы с Костей неспешно вросли в простор города. Естественно, его интересовало, что же предоставил мне Ванька, чтобы реабилитировать приятеля. Какое-то время я играла на его нервах. Придумывала, как бы так сказать, что ошибалась насчет книжной одержимости крота. Поймет, что опасаться нечего и сразу смоется. Ведь рядом со мной его держит лишь азарт добраться до правды.
Отпускать от себя этого вампира мне совсем не хотелось. Но и прибегать к примитивным способам удержать его, не позволяли жалкие остатки гордости. Он влюблен в Либру, та влюблена в него. Так что, самое лучшее, что я могу сделать, это отойти в сторону. И как можно скорее, пока не бросилась в омут своей слабости.
Решив положить конец ставшим до неприличия тесными отношениям, я выдала Косте все что узнала. Ожидала от него вздоха облегчения, но тот в ответ сжал кулаки и челюсти.
— Чем ты раздосадован? — пожав плечами, спросила я.
— Вот еще не хватало, — прошептал сквозь зубы Костя. — Полагала, что сказанное тобой меня успокоит? Теперь я буду опасаться, как бы этот… Алик не посягнул на твою честь. Хотя его можно понять, не оправдать, но понять. Ты любого можешь довести до исступления: по себе знаю.