Незапертая дверь

Маринина Александра

Глаза женщины наполнились слезами, и Настя поняла, что выбрала квартиру правильно. "Моих баловал". Стало быть, слух ее не подвел, малышей в этой семье действительно двое.

–  Вы детей кормите?
– осторожно спросила она.

Я вам помешала?

–  Ничего, вы проходите, - женщина смигнула слезы и через силу улыбнулась.
– Я буду их кормить, а вы спрашивайте, при них можно, они еще маленькие, ничего не понимают.

Женщину звали Верой, жила она с двумя детьми трех и пяти лет, не работала, поскольку бывший муж, бросивший ее, когда она была беременна вторым ребенком, много зарабатывал и щедро оплачивал содержание семьи, которую оставил ради большой и

светлой любви. Из некоторых фраз и междометий Веры Настя поняла, что та всерьез рассматривала своего одинокого, хотя и не разведенного соседа как возможного будущего мужа. Гелий частенько заходил по вечерам, присоединялся к Вере, когда та гуляла с детьми, помогал по хозяйству, если нужно было что-то прибить или починить. Правда, дальше чисто соседских проявлений дружелюбия дело не зашло, но Верочка полагала, что это от набожности, а не от отсутствия симпатии к ней. Она не торопила события, тем более что боялась, как бы бывший супруг, узнав о ее новом замужестве, не отказал ей в материальной помощи.

–  Гелий никогда не упоминал в разговорах с вами сатанистов?
– наугад спросила Настя.

–  Сатанисты?
– удивилась Вера.
– Нет. Я про них только в книжках читала.

–  А эти книжки вам Гелий давал?

–  Ну что вы! Гелий таких книжек дома не держит... то есть не держал, и не читал никогда. Это же детективы. Я их обожаю, - чуть смутившись, призналась Вера.
– А почему вы спросили? Думаете, его эти сатанисты убили?

–  Не знаю, - пожала плечами Настя.
– Может, и они. А что читал Гелий?

–  Он все больше философскую литературу предпочитал, историческую, мемуары, жизнеописания. Ну и религиозную тоже, конечно.

Вера впихнула сидящему у нее на коленях трехлетнему мальчугану последнюю ложку молочной рисовой каши.

–  Вот так, - удовлетворенно промурлыкала она, - молодец, умничка. А теперь будем пить кисель.

Не спуская малыша на пол, она потянулась к рабочему столу, где стояла украшенная ярким детским рисунком чашка с киселем.

–  А мне кисель?
– капризно потребовала сидящая напротив кудрявая девчушка, без энтузиазма ковырявшаяся в тарелке с картофельным пюре и котлетой.

–  Сначала съешь все, потом получишь, - строго ответила Вера.
– Вот ведь напасть, совсем не едят, только десерты им подавай, - пожаловалась она Насте. Сладкое будут есть хоть целый день, а все остальное силой приходится впихивать. Налить вам кисельку?

–  Налейте, - с благодарностью отозвалась Настя, чувствуя, что от голодных спазмов готова свалиться в обморок, а тут еще запахи такие аппетитные...

Вера, по-прежнему не отпуская маленького сына, дотянулась до сушилки, где стояли тарелки и перевернутые чашки, потом до кастрюли с киселем.

–  Вот, пожалуйста, пейте. Настя с любопытством посмотрела на чашку. Вернее, это была кружка с изображением какой-то архитектурной достопримечательности. И надписью, от которой ей буквально дурно стало: "Кемерово".

–  Это...

Она бессмысленно тыкала пальцем в крyжкy и никак не могла сформулировать вопрос. Ей хотелось выплеснуть из себя истерическое: "Да вы что, сговорились все достать меня этим сибирским городом?"

–  Красивая кружка, правда?
– безмятежно улыбнулась Вера, и тут же снова на глаза ее навернулись слезы.
– Это Гелик подарил. Господи, представить себе не могу... Ну кто же мог так с ним? И дети к нему привязались...

Гелик подарил. Очень интересно. И откуда же у него сувенирная кружка из Кемерова?

–  Давно он вам ее подарил?

–  Недавно совсем. Он в Кемерово ездил, вот привез...

Вера окончательно

расстроилась, и сидящий у нее на коленях малыш, видно, почувствовав ее состояние, скривил губенки и собрался разреветься.

–  Не знаете, зачем он туда ездил?

–  Он сказал, что надо было одной женщине помочь, она всех близких потеряла, муж умер, дети погибли.

Еще интересней. Уж не Клавдии ли Савельевне Симоновой ездил помогать Гелий Григорьевич Ремис? И с какой это, позвольте спросить, радости? Может быть, он вовсе и не Ремис никакой, а самый что ни на есть Юрий Симонов? И люди Богомольца его все-таки достали. Только при чем тут православный крест, вырезанный на груди? А ни при чем. Вон как с крестом-то славно получилось! И сатанистов сюда приплели, и еще бог его знает кого приплетут завтра.

–  А почему Гелий принял ее судьбу близко к сердцу? Это его родственница или знакомая?

–  Не знаю, - покачала головой Вера.
– Он не очень-то об этом распространялся, просто сказал, что надо было помочь. Я подробности не спрашивала.

–  Почему?
– настойчиво повторила Настя.
– Вам было неинтересно, зачем и куда он ездит? Мне казалось, что вы стремились стать ему настоящим другом, близким человеком.

–  Я боялась совершить ту же ошибку, что и с первым мужем, - грустно ответила Вера.
– Я во все его дела лезла, про все спрашивала, пыталась советовать, что-то обсуждать с ним. А потом выяснилось, что его это безумно раздражало. Он говорил, что мужчина должен чувствовать себя свободным и независимым, поэтому женщина не должна лезть в его дела. Мне не хотелось оттолкнуть Гелия, отпугнуть его, поэтому я старалась сама ничего не спрашивать. Что скажет - то и скажет, а допытываться я не стану.

–  Еще что-нибудь об этой поездке он говорил? Например, куда конкретно ездил, в Кемерово или куда-то в область?

–  Говорил, я помню. Город называл... Господи, как же его... Нет, из головы вылетело. Если вы мне назовете, я точно скажу, тот город или не тот.

Нет уж, эксперимент должен быть чистые: Слишком невероятна удача, чтобы можно было рисковать.

–  У вас есть географический атлас?
– спросила она у Веры.

–  Есть. Принести?

–  Принесите, пожалуйста.

Настя быстро перелистала атлас, нашла карту Кемеровской области, положила перед Верой.

–  Посмотрите на названия городов. Вера долго всматривалась, близоруко щурясь, в мелкие буковки. Наконец ткнула пальцем в точку на карте:

–  Вот. Камышов.

–  Уверены?

–  Совершенно уверена. Камышов. Я еще тогда ошиблась, подумала, что он говорит о Камышине, а Гелик засмеялся и сказал, что Камышин - это на его родине, в Астраханской области, а это Камышов, на Кузбассе.

–  Припомните поточнее, когда он уехал и когда вернулся, - попросила Настя.

–  Да чего вспоминать, я вам точно скажу. У меня двадцать седьмого мая был день рождения, это было воскресенье. Гелик с утра пораньше зашел, цветы принес, подарок. Извинился, что не сможет вечером зайти, уезжает, ключи оставил, просил цветы поливать. А вернулся в четверг, уже к ночи ближе. За ключами зашел, кружку вот эту подарил.

Настя полистала блокнот, в котором на первой странице был календарь. Четверг - тридцать первое мая. Уехал двадцать седьмого, вернулся тридцать первого. А Сережа Зарубин говорил, что в конце мая в Камышове объявился неизвестный, хлопотавший об осиротевшей Клавдии Симоновой. Все сходится. Только непонятно, как же его в городе никто не узнал, если Ремис - это все-таки Симонов? Так не бывает. Впрочем, почему не бывает? Заплати побольше, найди врача получше, и сам себя не узнаешь.