Незавидные истории
Шрифт:
Но если вам удастся разговорить Терри за парой стаканчиков у барной стойки, и он в полной мере убедится, что ваши мозги еще не до конца промыты, как у большинства, он поведает вам – уже не в официально-торжественном формате – о недостатках этого устройства, о которых на федеральных каналах принято молчать.
Минусы:
– нарушение права на неприкосновенность личной жизни из-за функции сохранения увиденного пользователем в огромной сетевой базе, а при необходимости – просмотра сохраненного министерством внутренних дел;
– скрытая и не очень реклама, проскальзывающая в советах ИИ при анализе другого человека (то, на чем как раз и специализировался Терри);
– регулярные попытки
Чтоб вы понимали, предвосхитители и были тем самым спецподразделением, которое нарушало права на неприкосновенность личной жизни. Так что это еще вопрос, кто кого породил на самом деле: террористы предвосхитителей или наоборот.
Если кто-то из носящих эти линзы становился свидетелем потенциально опасной идеомоторики и мимики, сигнал и его геоданные тут же регистрировались в сети, и на него съезжались предвосхитители, которые начинали следить за потенциальным нарушителем. Им было дано просматривать историю увиденного за последние два дня у каждого пользователя, на которого они только посмотрят и решат запросить у закрытой сети данные, поэтому многие при виде них как бы невзначай разворачивали обратно.
И не потому, что тем было что скрывать. Просто неприятно, когда подробности твоей личной жизни бегло и бесцеремонно рассматривает какой-то незнакомый человек. Но многие уже привыкли. Ценой этому стало почти безопасное общество. Почти, потому что оставались те, кто был категорически против этого устройства. И против тех, кто его носит, тем самым поддерживая спрос на него.
А ведь начиналось всё довольно безобидно: с гаджета для реабилитации общества после повальной эпидемии вируса Галлетта, который разрушал зеркальные нейроны высших млекопитающих.
Но, к счастью, вирус постепенно изжил себя, и, что самое главное, последствия заболевания не передавались по наследству. Мир оклемался, новое поколение начало заботиться о старом, и больше остальных в этом преуспел некий Д. Стил, который изобрел первый Эмпатиор. А потом что-то пошло не так.
Технология, предназначенная для больных, начала делать больными совершенно здоровых. За этим скрывался не то чтобы великий заговор, а скорее обычная человеческая лень. Зачем думать самостоятельно, когда за тебя это безошибочно сделает ИИ?.. На новую моду среди молодежи обратили внимание бренды, монополисты мировой экономики: они пустили в технологию щупальца со своей чертовой рекламой, а там и само правительство под шумок подкатило с новыми конституционными поправками в законы.
И что мы в итоге имеем? Технология уже настолько повсеместна, что ее использование стало признаком цивилизованности. Те, кто не желают ею пользоваться в силу разных обстоятельств (в основном, из-за нарушения неприкосновенности личной жизни), живут на окраинах, так как, мягко говоря, не приветствуются в светском обществе, а порой и подвергаются травле, поскольку нечитаемый человек потенциально опасен.
Травля вызвала ответную реакцию – терроризм. Среди не использующих устройство стали появляться активисты, которые хотели разрушить корпорацию Эмпатиор, а заодно и убить тех, кто пользуется ее услугами.
Напряжение между двумя фракциями общества выросло до того, что в городах обычных людей стали штрафовать просто за то, что они не оснащены Эмпатиором. Их прилюдно штрафовали и тут же депортировали под наблюдением предвосхитителей обратно на окраины.
Окраины городов практически перестали финансироваться государством, так как население там было признано безнадежным и погрязшим в беззаконии. Жители окраин не могли официально трудоустроиться и потому промышляли садоводством, охотой и, конечно же, набегами на
Жизнь нового пользователя налаживалась, разве что переставала быть частной. Пользователь ИИ Эмпатиора неизбежно глупел из-за того, что больше не мог думать без советов и становился искушенным потребителем всех навязываемых ему брендов.
В принципе, Терри спокойно относился к мысли, что его личная жизнь, как и у всех, под наблюдением спецслужб прямо через его глаза. Но ему не давало покоя другое. Он все чаще ловил себя на мысли, что ему не хватает настоящего живого общения. Советы несовершенного ИИ раздражали и нередко подводили его в тонкостях разговора с другими. И даже если он игнорировал ИИ, в этом не всегда видели смысл его собеседники. Разговоры были пустые, шаблонные – люди говорили не то, что думают, а только то, что якобы желал слышать собеседник, исходя из анализа ИИ. А еще Терри чертовски устал от навязываемой рекламы, которую он распознавал лучше других – ведь он сам с ней работал.
– А чего это ты такой смурной?
Терри оторвался от мрачных дум и поднял глаза на полноватого, веселого курчавого паренька в холле.
– Смурной? – переспросил Терри. – Гм, такого слова нет в оценочной системе интерфейса. Сам придумал?
– Конечно, сам, – расплылся в улыбке толстяк. Улыбка его была живой, заразительной. И даже по меркам внимательного ИИ, свободной от примесей других, циничных эмоций. – Я и без линз на тебя смотрю – и сразу на ум это слово приходит.
– Вот за что и люблю тебя, Сэм. Своим умом думаешь, а не искусственным.
Друг Терри, Сэм Барановски, работал в отделе закрытой сети данных. Рутинная должность заключалась в просмотре быта какого-то очередного подозреваемого через его же глаза. Только поначалу эта работа могла бы показаться интересной, но она очень быстро надоедала своим однообразием. Несмотря на то, что просматриваемыми были не случайно выбранные люди, а подозреваемые в нарушениях или готовящиеся к ним, преступления выявлялись редко. Но Сэм относился к своей работе с иронией и особенно любил, как он выражался, «ловить лулзы» от сцен самоудовлетворения. Но обратной стороной медали этого развлечения стала паранойя, что кто-то точно так же посмеивается над ним в минуты рукоблудства. Не помогала Сэму даже реклама ламп «…приглушенного неонового света особой частоты, не воспринимаемого фильтрами Эмпатиора, но беспрепятственно проникающего на сетчатку глаза, что создает по-настоящему интимную обстановку. Скажи «НЕТ» сующим нос не в свое дело спецслужбам». Ведь Сэм и весь его отдел закрытой сети данных знали, что это – маркетинговый трюк от гиганта LED-продукции, который сыграл на блуждающей в массах фобии, собрав с людей урожай денег и дав взамен иллюзию права неприкосновенности личной жизни, которого у всех нас уже давно нет.
С другой стороны, такая лампа еще и провоцировала на запрещенный акт потенциального преступника, поэтому не удивительно, что ее «эффективность» против линз не пытались официально оспорить производители Эмпатиора.
А еще у Сэма был заработок на стороне. Пользуясь своим служебным положением, он сдружился с каким-то кибермошенником, который шантажировал сколько-нибудь известных дамочек видеозаписями их похождений, вымогая у них деньги, а иногда и короткий взгляд на код CVV2 на карточке одного из их богатых ухажеров. Естественно, в доле приходилось держать далеко не одного сотрудника безопасности хранилища данных, да и не все из них были готовы каждый раз подставляться. Так что выручка была совсем смешной, зато изрядно трепались нервы при внутренних расследованиях.