Нежданчик для майора
Шрифт:
«Лук? Петрушка? Купил и забыл?»
Волк осуждающе заворчал.
«А, блин, точно! – вспомнил Велько. – Ягоды из шакальей общины. Подарок».
Он переложил пакет поближе – попозже достать, проверить – вытащил из шкафа чистую футболку, подхватил кружку с чаем и шоколад и пошел проверять, что делает Олеся. Та почти разделась – платье и бюстгальтер лежали на полу – и смотрела на воду.
– Так, – сказал Велько, устраивая чашку и шоколад на бортике ванной. – Давай-ка, я тебе помогу.
– Неприлично, – неожиданно изрекла Олеся.
–
Олеся замотала головой. Ситуация не располагала к заигрываниям, поэтому Велько действовал как медбрат, которому нужно оказать помощь раненому. Оно почти так и было – Олеся не выглядела здоровой.
Велько подхватил её под колени, придержал, поднял, осторожно уложил в ванну. Оказавшись в воде, Олеся обмякла, утратила каменное выражение лица. Тяжело вздохнула, умылась и отряхнулась, обдав Велько брызгами.
– Сейчас, набодяжим всякого. – Шарик с бульканьем утонул в ванне. – Что тут у меня еще с морской свежестью? Пену для бритья, наверное, не надо. О, гель для душа. Рассветный бриз. Пойдет!
Шарик шипел, вода окрашивалась в сине-зеленый цвет, пригоршня геля для душа, которую Велько разболтал, попутно измазав шею и плечи Олеси, дала стойкую пену. Смесь запахов была приятной, но слишком резкой – аж глаза защипало.
– И море, и волны, – оглядев дело рук своих, сказал Велько. – Бери чай. Сделай пару глотков, я сейчас шоколадку открою.
– Спасибо, – проговорила Олеся, взяв кружку.
– За что? – удивился Велько, шуршавший фольгой. – Я ничего не сделал.
– Ты позвал шолчицу. Она не говорила прямо, но я это поняла.
– Позвал. Мне опять повезло – она заинтересовалась, не отказала в помощи. Это не моя заслуга. Может, звезды сошлись, может быть, Камул подтолкнул шолчицу на нужную дорогу. Не знаю. Бери шоколадку.
– Не хочу, – Олеся отодвинул его руку.
– А что хочешь?
– В нору. Спрятаться. Уже не так сильно, но все равно хочу.
– Я скоро дострою, – начал оправдываться Велько. – Немного работы лопатой, бетонное кольцо…
– Это будет не то, – отмахнулась Олеся. – Это не нора. Я до этого думала – ну и ладно, зачем она мне нужна? Но я и про Дарину так подумала. Зачем, мол, мне её одолжение в рамках закона? Наверное, меня Хлебодарная за самонадеянность наказала.
Велько насторожился и начал задавать вопросы – и о Дарине, и о норе. Об одолжении в рамках закона Олеся отказалась говорить – наотрез, с истерической ноткой, заставившей немедленно умолкнуть. А о норе, которая казалась Велько пережитком прошлого, не имеющим никакого значения, рассказала достаточно, чтобы задуматься, как исправить ошибку.
Шакалице были не нужны бетонные блоки. Настоящая нора – не укрепление. Настоящая нора должна быть тесной – вход и спальный отнорок, в котором поместятся два тюфяка и два шакала. Дверка – деревянная, пропитанная маслом или воском, украшенная сезонной скруткой. Нору охраняют не видеокамеры, а благоволение Хлебодарной. Спальный отнорок нагревается дыханием. В нем прохладно, тюфяк позволяет спать, не простужаясь – спать, прятаться от невзгод, вынашивать ребенка в тишине и покое. Хиляк Пахом позволил норе, которая досталась Олесе от родителей, размокнуть и разрушиться. А Велько влез со своими предложениями и окончательно разворотил надежду на уют.
– Давай уберем блоки, и я все восстановлю, – предложил Велько.
– Не надо, – отмахнулась выговорившаяся и выплакавшаяся Олеся. – Нора изначально была неудачной. Папа так говорил. Родители искали место поближе к дому, не хотели уходить далеко. Спальный отнорок затопило в первую же весну, потом на хлебозаводе открывали запасные ворота из-за ремонта дороги, потом был пожар на складе и тюфяки пропитались гарью… Может быть, неподходящее место. Так бывает.
– Давай поищем подходящее. Я выкопаю. А ты будешь руководить.
– Видишь ли… – Олеся взболтала пену. – Нору не копают просто так. Нору копают для совместного проживания.
– Но ты же мне разрешила переделать эту. И шакалица волку говорила, что с норой надо что-то делать.
Волк, прислушивавшийся к разговору, подтвердил: «Говорила. И разрешила тебя позвать».
– Ты мне нравишься, Велько. Я бы тебе что угодно разрешила. И волк шакалице нравится.
– Ты мне тоже нравишься.
– Приятно слышать. Но мы явно вкладываем разные смыслы в слово «нравишься». У меня не дружеская симпатия, – Олеся посмотрела ему в лицо. – Я тебя хочу. Хочу с тобой целоваться. Обниматься. Трахаться. Хочу, чтобы твой волк спал в норе с шакалицей.
«Я согласен!»
«Заткнись!»
– Вот! – Олеся криво улыбнулась. – Стоило об этом заговорить, ты в лице изменился.
– Я волка затыкал. Он согласен и орет так, что не дает мне тебя слушать.
– Я передам шакалице. Она обрадуется. Но это не отменяет того, что… – Олеся махнула рукой и потянулась за душем. – Выйди, пожалуйста. Я обольюсь. Смою с себя морское удовольствие и рассветный бриз. Помогло. Я перестала вонять. Еще раз спасибо.
Велько покинул ванную без возражений и очень вовремя. Как оказалось, тетя Станислава уже некоторое время скреблась в дверь, чтобы сообщить, что Нежданчик решил переночевать у них с супругом.
– Он обнаружил виниловый проигрыватель, пластинки с детскими сказками и кровать с пружинной сеткой. Я открыла ему вторую спальню, а там оказались сокровища. Мы договорились, что он ляжет спать под «Лисьи сказки». Я прослежу, чтобы он выпил стакан молока перед сном и искупался. Ты разрешишь ему у нас остаться?
Велько разрешил, скрывая облегчение: он бы сумел разорваться, деля внимание между Олесей и Нежданчиком, но, раз уж кто-то из богов – Камул или Хлебодарная – послал ему тетю Стасю, чтобы он смог сосредоточиться на Олесе, то спасибо огромное.