Нежданныи? подарок осени

Черных Валерий

Отец и старший сын всегда считали, что младший немного не от мира сего, но никогда не осуждали и не пытались навязать ему свои взгляды на жизнь. Отец полностью отдал его воспитание на откуп матери, которая поощряла и поддерживала Ромкино увлечение музыкой, ну а Игорь – просто не замечал его.

Отношения братьев резко изменились только после смерти мамы. Рома с удивлением обнаружил, что Игорь, оказывается, может быть и участливым, и заботливым, может поддержать и ободрить в трудную минуту, и защитить. В отличие от младшего брата, Игорь в штыки встретил новое увлечение отца. В один из вечеров они серьёзно поругались и отец ушёл, на прощание громко хлопнув дверью. Он собирался забрать Романа с собой, но Игорь просто встал на дыбы и не позволил. Тогда Рома не мог понять причину поведения брата, в его возрасте всё это было слишком сложно. Только спустя некоторое время он осознал, что Игорь принимал это близко к сердцу из-за матери: не мог простить отцу, что тот быстро забыл её и

прельстился другой женщиной. Он предвзято относился к новой жене отца и практически прекратил с ним общаться.

 Родители прожили вместе более двадцати лет, и за все годы, которые мог помнить Рома, они никогда не скандалили, не ругались и даже не спорили. Казалось бы, идеальная пара. Но чем больше он вспоминал и размышлял на эту тему, тем больше убеждался, что они просто жили параллельно. Сейчас, спустя много лет, Рома вообще пришёл к выводу, что в их квартире проживали две разные семьи, просто объединённые ведением общего хозяйства. Разные интересы, разное восприятие жизни, разная ментальность. Как ни старался, он так и не смог себе объяснить, что, кроме общих детей, могло объединять этих абсолютно разных людей? Были ли они счастливы? Может и были, только по отдельности, каждый по-своему. Может, их общее счастье и заключалось в том, что они не досаждали друг другу никакими требованиями, попытками навязать своё мнение, заставить другого жить по его правилам? А может, мама умерла оттого, что просто устала? Устала отбывать номер и играть в эту игру под названием «благополучный брак». Да нет же – чепуха! А как же он, как же Игорь! Она ведь так любила их, и они любили её…

 Чем больше он думал над этим, тем больше запутывался, и в конце концов решил обсудить это с братом, но тут случилось несчастье, и все накопившиеся вопросы так и остались без ответа. Впрочем, после смерти Игоря и самих вопросов не осталось. Они почему-то ушли вместе с ним, зачёркнутые свалившимся на него горем.

 Примерно через год после ссоры отношения Игоря с отцом наладились, хотя прежней любви и близости уже не было. Но с его новой женой брат так и не общался, не бывал у них дома. Зато Рома каждые выходные проводил у отца. Его новую жену он называл по имени – Нина. Она оказалась вполне нормальной и очень гостеприимной, чувствовался её искренний и неподдельный интерес к его жизни, увлечениям, творчеству. Именно Нина мягко, но настойчиво советовала не замыкаться в рамках музыкально—поэтического направления, первой обратила внимание на то, что он отлично рисует, и посоветовала поступить в архитектурный. Рома внял её совету, поступил, даже закончил, и, хотя ни дня не работал по специальности, однако полученное образование и годы, проведённые в институте, считал отнюдь не напрасно потраченным временем. Но не только за это он был благодарен Нине. Эта женщина, несмотря на своеобразные отношения с Игорем, не дала разрушиться их семье, смогла решить трудную проблему сохранения добрых отношений между сыновьями и отцом. Правда, поступив в институт, Роман стал бывать у них всё реже и реже, а после смерти брата ему вообще стало тяжело видеть убитого горем отца, и он перешёл на общение по телефону.

 Дежурное Мишкино: «как я буду твоему брату в глаза смотреть?» не просто бесило Романа, оно взрывало мозг, и в эти минуты ему хотелось взять что-нибудь тяжёлое и отправить Миху прямиком туда, где он на самом деле мог бы взглянуть в глаза его брату.

– Всё! Готово, пошли жрать! – объявил Миша, появляясь в гостиной.

Рома оторвался от созерцания мерзости, которую творила за окном поздняя подмосковная осень, и медленно, словно приговорённый к казни, побрёл вслед за другом. Он уже сегодня завтракал кефиром с остатками сушек и ему совсем не хотелось есть, но ещё меньше хотелось спорить с Михой, который не терпел ни от кого отказов и всё равно бы настоял на своём.

– Ну что, как настроение? Вестей от Алки нет? – начал Миха, когда они устроились за столом.

После смерти Игоря весь байкерский клуб, предводителем которого тот был последние пять лет – впрочем, он и организовал его – решил как бы взять Романа на поруки, и иногда он чувствовал себя сыном полка, хотя многие из членов клуба были его ровесниками, а некоторые и много младше. Миха вообще считал бесцеремонное вторжение в Ромину личную жизнь делом обыденным и даже своей святой обязанностью. Сам он в свои тридцать пять был, как он выражался, дважды удачно женат, но последние несколько лет довольствовался короткими интрижками с размалёванными, затянутыми в кожу девицами – они в достаточном количестве толклись в баре, где проводили все вечера и выходные члены клуба. Лёгкий перепихон для поддержания тонуса, нередко на скорую руку, прямо в подсобке бара, вполне устраивал Миху и ни о каких серьёзных отношениях он не помышлял. При этом он втирал всем окружающим про высокие семейные ценности, призывал не забывать про обязанность гражданина заботиться о демографии и генофонде нации, в общем – любил нести всякую демагогическую чушь от штатных пропагандистов. Вот и сейчас Миха пытался выяснить, нет ли вестей от девушки Романа, Аллы, которая умотала в Москву пару месяцев назад и не подавала вестей уже почти месяц. Её телефон был вне зоны доступа, и если бы не довольно частые посты в Инстаграм, по которым можно было судить, что у неё всё хорошо, Роман уже бросился бы на розыски. А так – он просто замкнулся в себе, да ещё осень накатила на город со своими занудными прибамбасами. В общем, всё один к одному, «депрессуха» правила бал. Рома уже месяц прозябал, выходя из дома только за продуктами и то не дальше придомового магазинчика с довольно скромным ассортиментом.

– С какой целью интересуешься? – вяло ответил вопросом на вопрос Рома, лениво ковыряя вилкой яичницу на сковороде.

– Исключительно исходя из моей крайней озабоченности твоим нынешним, весьма угнетённым состоянием, – не переставая запихивать в свою пасть содержимое сковороды, изрёк Миха, и завершил цитатой из «Декамерона»: «Соболезновать удрученным – человеческое свойство, и хотя оно пристало всякому, мы особенно ожидаем его от тех, которые сами нуждались в утешении и находили его в других».

Рома грустно посмотрел на сидящего перед ним монстра с руками, напоминающими лопаты, пальцами, в которых обычная вилка казалась зубочисткой, и которого с большим трудом можно было представить нуждающимся в утешении. Однако он знал, что это именно так. В этой могучей груди билось сердце, способное воспринимать чужую боль почти как свою. Последний развод Михи сопровождался мучительной ломкой отвыкания от любимой женщины, периодом самокопания и даже пьянством в самом неприглядном виде. Друзья, решившие помочь ему преодолеть стресс сообразно своим представлениям об утешении и соболезновании, просто заперли его на месяц в подвале какой-то дачи, и, к удивлению Романа, это в конечном счёте возымело эффект. Миха вернулся в исходное состояние, но напрочь потерял интерес к серьёзным отношениям с женским полом, хотя очень любил пофилософствовать на эту тему. Впрочем, не только на эту. Его голова необычайным образом, словно поролоновая губка впитывала в себя всё, что Миха когда-либо читал или слышал. Однако при этом никакой каши в его мозгу не образовывалось. Свои, а также чужие перлы он выдавал всегда по делу и в чётком соответствии с темой разговора. Не имея никакого образования, кроме среднего, он мог часами вести диспуты практически на любую тему и даже иногда удивлял специалистов глубиной познаний в той или иной области.

– Ты свою озабоченность можешь засунуть… сам знаешь куда, – бросил ему Рома и отвернулся.

Он прекрасно понимал, откуда растут ноги озабоченности друга, поскольку несколько дней назад обнаружил исчезновение из квартиры охотничьего ружья отца. Тот не стал забирать его при переезде – то ли не вспомнил, то ли охладел ко всему этому. Впрочем, он и не был никогда заядлым охотником, а ружьё купил, скорее всего повинуясь мужскому инстинкту обладания оружием. Рома ни разу – по крайней мере за осознанный период своей жизни – не слышал, чтобы отец даже заикался об охоте. Вот у брата дробовик был вещью если не необходимой, то как минимум, используемой. Он всегда находился под стойкой бара для защиты от грабителей – хотя кому в здравом уме и твёрдой памяти пришло бы в голову грабить заведение, набитое пьяными байкерами. Правда, когда Игорь только открыл пивную – а именно это определение больше всего подходило небольшому заведению, – случались попытки наездов со стороны рэкетиров, но им быстро объяснили, кто есть кто, и эта тема канула в лету. Уже потом, когда клуб начал расти как на дрожжах за счёт притока новых членов и они не помещались в довольно тесном зале, на месте пивной появилось двухэтажное здание, где на первом этаже разместился огромный зал со множеством столиков, длинной барной стойкой и полукруглым, приподнятым танцполом. Второй этаж отвели под бильярдную на пять столов, сауну с ВИП-зоной и три спальных номера для заезжих гостей.

Сейчас всё это практически принадлежало Роману, как и автосервис, и квартира брата в престижном районе, но занимался хозяйством Миша и пара их близких друзей. Единственное, что сделал Роман – это выделил ребятам долю в бизнесе. Каждый получил по десять процентов, таким образом у Ромы осталось семьдесят. Он хотел разделить всё поровну, но Миха решительно отмёл эту идею. Он заявил, что нельзя превращать их компанию в подобие Новгородского вече, потому что это, как правило, бардак и «анархия – мать порядка». Главные, ответственные, окончательные решения всегда должен принимать один человек. Миша настойчиво пытался вовлечь Романа в управление бизнесом, но не преуспел в этом и до поры до времени оставил его в покое. Каждый квартал он приносил финансовые отчёты о деятельности, которая планомерно расширялась, давая уже довольно приличный доход, но Рома даже не просматривал их, а просто складывал в ящик комода.

Ему вполне хватало того, что на банковской карточке всегда имелись необходимые для жизни деньги, а всё остальное было где-то за гранью его интересов. Только когда он решил приобрести новую аппаратуру для своих выступлений в ночном клубе, то с удивлением обнаружил на своём счету внушительную сумму, которая привела его в шок. Получалось, что за два года, палец о палец не ударив, он накопил более пятидесяти миллионов рублей. Что делать с такими деньгами, он не знал, впрочем, и не задумывался над этим.