Нежданный праздник
Шрифт:
– Действительно, – строго сказала тетя Урсула, уперев руки в боки, – никогда в жизни не была свидетелем столь недостойного поведения.
Но в ее лице было что-то такое, что дядя Тимоти тоже, наверное, углядел.
– Вы не можете одновременно делать выговор и смеяться, миледи. Эффект от выговора сводится на нет.
Тетя Урсула рассмеялась и сказала, что у нее имеется несколько странных-престранных родственников, и, похоже, эти особенности они унаследовали по его линии. Тогда дядя сказал, повезло, что по ее линии передалось не все, и Каролина на миг совсем запуталась. За их словами и смехом скрывалось что-то, что Каролина не совсем понимала. Но все кончилось еще
Однако вместо этого с головы до ног извалялись сами. Каролина так зашлась от хохота, что думала уже не сможет отдышаться.
– Достаточно, – наконец сказала тетя Урсула. – Тимоти, из всей вашей компании, самый непослушный ребенок – это ты.
Дядя Тимоти повернулся к ней спиной, отряхивая себя от снега, и состроил им такую гримасу, что они снова покатились от хохота.
А потом дядя вспомнил об омеле. Без омелы Рождество – не Рождество, заявил он, так что они, утопая в снегу, побрели дальше, в поисках омелы, оставив падуб и хвойник на месте, чтобы забрать позже. Но найти омелу не так-то просто. Она не растет сама по себе, как падуб или хвойник. Каролина забеспокоилась и, когда тетя Урсула протянула ей руку, ухватилась за нее. Они должны найти омелу, если без нее нет Рождества. Завтрашний праздник должен быть безупречным.
Но все обошлось. Тетя Урсула углядела омелу на паре старых дубов, растущих бок о бок, и дядя Тимоти и Руперт взобрались на деревья, чтобы нарвать ее. Каролина так боялась, что они упадут, что от страха зарылась лицом в плащ тети Урсулы. К большому облегчению, они благополучно спустились вниз, с драгоценной омелой, так что день рождения малыша не будет испорчен.
Дядя Тимоти посмотрел на нее и усмехнулся.
– Беда в том, – лукаво сказал он, – что не вся омела является рождественской. Придется проверить, действует ли она.
Она снова запереживала. Если это не рождественская омела, где искать правильную? Дядя Тимоти присел на корточки, поднял над головой руку с веточками омелы, и поцеловал ее в губы. Каролина уставилась на него. Его нос, задевший ее щеку, был холодным.
– Да, – удовлетворенно сказал он. – Отлично действует.
Каролина облегченно вздохнула.
– Конечно, – он с улыбкой повернулся к Патриции, – лучше бы удостовериться еще раз. Понимаете, мужчина должен суметь поцеловать леди под омелой. Позвольте убедиться, действует ли она и с Патрицией тоже.
Омела действовала. Это была самая настоящая рождественская омела. Но, наверное, стоит совсем-совсем убедиться в этом. Она дернула дядю Тимоти за рукав пальто и запрокинула голову, чтобы видеть его.
– Попробуйте омелу на тете Урсуле, – прошептала она.
Она должна была промолчать. Дядя смотрел на нее сверху вниз, и по его лицу она поняла, что ему не хочется пробовать омелу на тете Урсуле. Когда она глянула на тетю, та выглядела очень испуганной. Но чего бояться, если омела подействовала на нее и на Патрицию, это должна быть самая настоящая Рождественская омела.
– Хорошая мысль, – согласился дядя Тимоти. – В таких важных делах лучше перестраховаться.
Тетя Урсула вжалась спиной в дерево и завела руки за ствол. Каролине казалось, что ей хочется протиснуться прямо сквозь дерево, но так не бывает. Дядя Тимоти шагнул к тете, поднял вверх омелу и поцеловал ее. Он целовал ее намного дольше, чем Каролину или Патрицию, а когда перестал, то не отошел
– Ну, – сказал дядя, – ответ получен. Она на самом деле действует. Никаких сомнений – это рождественская омела.
Но его голос странно прерывался, а губы тети Урсулы дрожали, и выглядела она так, будто в любой момент готова расплакаться. Случилось что-то, чего Каролина не понимала, но она была уверена, это что-то не было плохим. Омела действовала.
И они отправились домой, захватив столько зелени для украшения, сколько могли унести. Дядя Тимоти должен был вернуться за остатками. Они собирались украшать гостиную. Все вместе, с Каролиной. Тетя Урсула сказала, что ее поднимут, чтобы она помогла украсить падубом каминную полку и картины. И они не говорили ей, как няня, что она еще слишком мала и будет только путаться под ногами, и вообще, будет куда быстрее, если она отойдет в сторонку и просто посмотрит.
Она подумала, что тетя Урсула и дядя Тимоти самые замечательные люди на свете. Она любила их.
Она была рада, что они были мамой и папой малютки. Она была рада, что они были ее мамой и папой, и Руперта и Патриции тоже. Она была рада, что они были одной семьей, и будут жить все вместе отныне и навсегда.
– Аминь, – прошептала она.
***
Она хотела вернуть себе здравомыслие. Два дня назад она ехала из Лондона, и была в мире сама с собой. Была уверена и довольна, если не брать во внимание проблему, требовавшую решения.
Она знала, кем является, и ей нравилось, как течет ее жизнь. Еще два дня назад она жила руководствуясь разумом, а не чувствами. Жить эмоциями – это немыслимо. Она покончила с такой жизнью много лет назад и стала куда счастливее.
Два дня назад она вышла из кареты и оказалась в ином мире. А возможно, в иной вселенной. Теперь она уже ни в чем не была уверена, а ее разум был слишком взбудоражен, чтобы чувствовать себя довольной. И она уже не была уверена, что прошлое осталось в прошлом. Словно вернулось время, что было годы, сотни лет тому назад, когда ее не окружали унылость и пустота. В этом ином мире, в этой иной вселенной, она жила чувствами, и это было так тревожно. И так восхитительно. Неожиданно для себя она поняла, что ей нравятся дети. Поняла, что этих троих детей она полюбила. И не могла вынести мысль том, что придется расстаться с ними после Рождества, хотя знала, что он станет за них бороться.
Но и она будет сражаться с ним не на жизнь, а насмерть.
Она была уверена, что ни одному мужчине не удастся вновь пробудить ее чувства, уверена, что не сможет пожелать мужчину вновь. И ей это нравилось. Жизнь ее была покойна много лет, а тем более после смерти Карлайла.
Но он поцеловал ее под омелой у дубов на глазах у детей, и даже эта иная вселенная перевернулась вверх тормашками. С этого момента она остро ощущала его присутствие, его привлекательность, его мужское начало – и по пути домой, и пока они украшали гостиную, и пока делали и разрисовывали большую деревянную звезду, о которой с непередаваемой тоской во взгляде спросила Каролина, и которую следовало повесить рядом с омелой перед камином. Ее тело отзывалось на него так, как ни на кого и никогда со времен Воксхолла.