Нежеланная дочь
Шрифт:
— Да? Ты наверное забыл, чего мне стоило родить от него ребенка?
— Я уверен, что он тысячу раз уже раскаялся. Я сам видел, как он не сводит с тебя глаз. Так смотрят, только когда любят. По-настоящему любят.
— Нет, Сережа. Когда любят по-настоящему, то не уходят, ничего не объяснив. Не оставляют беременную жену один на один с ужасным диагнозом.
— Ты ведь сама поняла, что была врачебная ошибка. У вас еще будут дети. Я же вижу, как ты их любишь…
Я не знаю, что нашло на Сергея. Тему детей мы никогда не затрагивали. Еще в самом начале я ему говорила, что рожать больше не хочу. Это действительно
Между нами повисает тяжелая пауза. Хочу сказать, что даже если Лебедев останется единственным мужчиной на планете, я никогда не буду с ним, но не успеваю…
Сережа начинает говорить первым:
— Я всегда знал, что Камилла меня не любила, но надеялся, что это когда-нибудь случится. Особенно, если будет у нас ребенок. Камилла так и не забеременела. И когда она решила, что уйдет, все, о чем я ее просил — дать нам время. Но она не хотела ждать, оборвала резко и категорично. Сказала, что это всего лишь повод не давать ей развод, а меня терпеть она больше не хочет. Потому что если бы я мог иметь детей, то они бы у нас уже были… Я бесплоден, Полина. — Сережа смотрит в одну точку, а я не могу поверить в то, что слышу. — Как я радовался, когда встретил тебя! У тебя была дочь, и ты сама сказала, что больше не хочешь рожать. Это приглушило чувство собственной неполноценности. На время.
— Ты обследовался? — задаю вопрос.
— Нет. Зачем? Чтобы врачи добили четким диагнозом? — усмехается он, а я прекрасно понимаю, что это значит.
— И ты просто поверил словам Камиллы?
— Причин не верить у меня не было, — произносит Сергей. — Ведь и ты за столько лет так и не смогла забеременеть, хотя я никогда не предохранялся.
Холодная дрожь пробегает по моей спине. В немом ужасе гляжу на мужа, не в силах вымолвить ни слова. И начинаю понимать, что настолько зациклившись на своих страхах, я совершенно не думала о чувствах других. О чувствах человека, который все эти годы дарил не только заботу и поддержку, а свою любовь и тепло.
— Я бесплоден, Полина. А сейчас, когда вижу, что ты можешь жить счастливо и полноценно, я не хочу, чтобы из-за меня ты этого лишилась.
Ничего глупее я не слышала.
— Сережа, я люблю тебя, и больше мне никто не нужен…
— Я не могу дать тебе полноценное счастье.
— Я уже счастлива…
— Но я не могу иметь детей.
— Это может быть не так… — отвожу взгляд.
— Так, — с грустью произносит Сережа. — А когда я увидел, какими глазами ты смотришь на ту девочку, то… — Сережа тяжело вздыхает, — я больше не могу лишать тебя этого.
Все верно. На игре был папа с пятилетней девочкой. Малышка было настолько забавной, что без умиления смотреть было просто невозможно. Только Сережа, как оказалось, расценил это по-другому.
— Сережа,
— У нас нет детей, Полина. Тогда как с ним… ты можешь их иметь. Ты замечательная мать, и заслуживаешь снова ею стать.
Слова режут по живому. Потому что я сама, пусть и невольно, но убедила его в том, что у нас не может быть детей.
— Нет, Сережа. Это не так. — Мне нужно время, чтобы набраться смелости и признаться. Я не хочу обманывать его, скрывая свою вину. — У нас нет детей не потому, что ты не можешь, а потому… — Смотрю в родные глаза за секунду до катастрофы. Катастрофы, которая разрушит наш брак. И кроме себя мне винить некого. — Это я… Я предохранялась…
Вижу, как слова медленно пробираются до его сознания, заползают в самый дальние уголки души и невыносимой болью отражаются в густом серебре, в котором на моих глазах умирает жизнь…
— Зачем?
Я не слышу вопроса. Я читаю его по губам. Мне нечего ему сказать. Кроме того, что я просто боялась забеременеть.
Муж опускается на табурет и не сводит с меня взгляда. В нем все: недоумение, боль, разочарование. В глубине квартиры звонит его рабочий телефон, но Сережа его не слышит.
— Сережа, тебе звонят…
Неровной походкой муж выходит из кухни. А через некоторое время я слышу звук захлопнувшейся двери.
* * *
Я не помню, как оказалась на улице и зачем вышла. Точнее, я хотела найти Сережу. Но снегопад сводил возможность хоть что-то разглядеть к нулю. Я потерялась в снежном хороводе и совершенно не знала, куда иду и зачем.
Неожиданный визг тормозов режет слух и острой болью отдается в голове. Машина останавливается рядом, даже не задев меня, но я инстинктивно выставляю вперед руки, уперевшись ими на капот. Несколько секунд так и стою, держась за чужую машину. Снежинки, касаясь капота, тут же превращаются в слезы и стекают вниз.
— Как вы? — слышу женский голос, но посмотреть не могу.
— Я в порядке. Извините, я вас не видела. — отпускаю руки и покачиваюсь, потеряв опору. — Все нормально…
— Постой! — Женщина разворачивает меня к себе и пытается что-то разглядеть на моем лице.
— Я в порядке, — облизываю пересохшие губы. — Вы меня не задели…
Но она меня не слышит. Теплой рукой касается моей щеки, поворачивая лицо под другим углом, а потом раскрывает мне глаз. В любой другой ситуации я бы не позволила такого, но сейчас мне абсолютно все равно.
— А ну-ка, садись в машину, дорогая.
— Зачем?
— В больничку поедем.
— Я же сказала: вы меня не задели…
— Вот как раз там все и выясним.
Даю усадить себя в теплый салон.
— Тебя как зовут?
— Полина.
— Я Роксана.
Поворачиваюсь и только сейчас вижу лицо Роксаны. В ней явно присутствуют нерусские корни. Яркая внешность и такой настойчивый характер — ядреная смесь. Роксана замечает, что я ее разглядываю, но не возражает, словно ее это совсем не беспокоит.
— Роксана, вы меня не задели. Я сама виновата. Никаких претензий не…
— Как себя чувствуешь, Полина? — она перебивает мой лепет.
Паршиво. И хочется умереть. Но ничего не отвечаю, отворачиваясь к окну, за которым все бело. Я не знаю, что чувствую. Ни-че-го.