Нежеланная
Шрифт:
Вот Джованни стоит в цирке, рядом со слоном. Вот он улыбается, сидя рядом с матерью на берегу моря, вот они гуляют по Парижу, по парку Тюильри. На каждом фото его мать смотрит в глаза высокому и красивому мужчине. Но на каждом фото – разные мужчины. Алекса вглядывалась в лицо мальчика, так похожего на Паоло, и на нем отражались растерянность и беспомощность. Этот мальчик не радовался каникулам – он был обузой для матери. О, Джио, мысленно произнесла она.
– Какого черта ты здесь делаешь?
Вопрос пронзил ее сознание, словно
Сердце Алексы забилось.
– Осматриваю комнату.
– Impicciona? – обвинил он ее.
Алекса сразу же поняла, что он сказал, и покачала головой.
– Нет, я не шпионю.
Он отвел взгляд в сторону – к окну, откуда открывался чудесный вид. Глядя на окрестности Неаполя, можно было понять происхождение крылатой фразы: «Увидеть Неаполь – и умереть». Ошеломляющий пейзаж, купленный шейхом, чтобы гарантировать молчание его матери. Этот шаг его отца – покупка согласия женщины – не вызывал его восхищения, но разве сам он не пытался совершить то же самое в отношении Алексы?
Этим утром, когда он вместе с сыном, доверчиво державшим его за руку, гулял по городу, он почувствовал себя счастливым. И его, словно молния, озарила мысль – больше всего на свете он хотел любви. Но любовь нельзя купить, нельзя заставить себя любить. Любовь – это растение, которое требует ухода, света и пространства, чтобы развиваться. И все это он отрицал тогда, когда только женился на Алексе, из-за своей тупости и гордыни.
Ему нужна была теплая, настоящая семья, которую он никогда не имел, но разве можно создать такую семью без матери? А Алекса не хотела быть с ним в Неаполе – она сказала ему об этом сама, – и разве можно винить ее за это? Он хотел держать ее здесь как некоего рода эмоциональную узницу – привязать к себе, угрожая погубить ее, если она откажется выполнять его необоснованные требования.
Он был зол на нее за то, что она не сказала ему о сыне, но мог ли обвинять ее, учитывая свое поведение? Должно быть, она понимала, что он перевернет мир с ног на голову, чтобы овладеть Паоло, – так же, как однажды пытался овладеть ей? Несмотря на путаницу в их отношениях, он не мог отрицать одного – что она хорошая мать. Значит, так он пытался отблагодарить ее за заботу о его сыне? Запугивая?
Теперь он скажет ей, что будет относиться к ней великодушно.
– Ты можешь получать алименты, которые заслужила. Достаточные для того, чтобы достойно жить в Англии. Я больше не хочу удерживать тебя здесь против твоей воли, Лекс. – Он пожал плечами. – Ты можешь уехать.
Алекса отпрянула назад.
– Уехать?
– Да, уехать! – со злостью произнес он. – Ведь ты этого хотела!
Свобода и финансовая независимость, которые он ей предлагал, не значили ничего, внезапно поняла Алекса Возможно, и для него тоже. Что же руководит этим властным, но ужасно одиноким мужчиной?
Она долгим взглядом посмотрела ему в лицо. Его ревность привела к плачевным событиям – ей пришлось скрывать от него сына. Почему он такой ревнивый? Казалось, он родился с ревностью в сердце, как родился с черными глазами и оливковой
Разные мужчины на каждом фото рядом с матерью Джованни – и растерянность на его лице. Алекса знала, что маленькие мальчики стремятся защищать своих матерей и что люди часто упрощают жизнь, основываясь на своем собственном детском опыте. Паоло принял Джио потому, что не только чувствовал некую примитивную кровную связь, но и видел в Джованни первого мужчину, с которым у матери были близкие отношения.
Она представила себе, какое смятение и гнев испытал бы Паоло, если бы она знакомила его со многими «дядями». И стоило ли удивляться тому, что Джованни рос с убеждением, что женщины любят скорее разнообразие, чем постоянство?
Именно поэтому он так отреагировал в первую брачную ночь. Не потому, что она не была невинна, но потому, что он считал ее богиней, а она оказалась реальной женщиной. Он смотрел на нее глазами маленького мальчика, и ее воображаемый обман насчет ее девственности усугублялся реальным обманом насчет их сына: Они вели себя опрометчиво и эгоистично, но, глядя в его глаза, Алекса понимала, что не может бесконечно скрывать свой страх и ошибки прошлого.
– Прости меня, Джованни, – прошептала она. – Пожалуйста, прости.
Он уже раздумывал над тем, как формально им разойтись, и ее слова повергли его в шок. Он замер, его черные глаза превратились в угли.
– Ты сделала что-то, о чем я не знаю?
– Нет, ничего. – Она колебалась. – Я имею в виду боль, которую тебе причинила. Я отрицала существование Паоло.
Джованни покачал головой, рассердившись снова. Он хотел, чтобы она оставила его в покое, так как уже все решил.
– Ты не должна говорить этого, Алекса. Ты теперь свободна и можешь ехать домой в Англию.
Не выгоняет ли он ее? Алекса с ужасом посмотрела на Джованни.
– А что, если… – Облизав кончиком языка пересохшие губы, она еле выговорила: – А что, если я не хочу ехать домой в Англию?
– Не надо, – сказал он ровным голосом.
Железные обручи, сжимавшие его сердце, были так крепки, что от них было трудно освободиться.
– Не надо притворяться.
– Но я не притворяюсь!
Алекса колебалась, зная о том, что, если покажет ему свои истинные чувства, он может отнестись к ним с сомнением или недоверием. Так трудно говорить, когда лицо, которое смотрит на тебя, похоже на каменную маску.
– Я люблю тебя, Джованни, – прошептала она. – Я никогда не переставала тебя любить.
Слова вонзились в него, как острые стрелы. Он отвернулся от нее, избегая призывного взгляда и скрывая безумную дикую жажду, которая сквозила в его собственных глазах. Не жажду ее тела, не жажду их сына, но жажду мечты, которая ускользала от него всю жизнь.
Он хотел повернуться к ней и сказать, что тоже очень сожалеет о том, что жизненные пути их так разошлись, но испугался – сильный, властный и деспотичный Джованни да Верраззано действительно испугался.