Нежить
Шрифт:
До нее доносится посторонний звук, она оборачивается и видит идущего к ней мужчину. На нем надеты синие джинсы и футболка, которая не скрывает мускулистого тела. Он приближается, уже можно разглядеть небесно-синие глаза, светлые волосы цвета солнца — мужчина излучает энергию и бодрость сегодняшнего дня. Словно природа, во веки веков самоочищающаяся и самовозрождающаяся.
Внезапно мужчина превращается в Гарри, он подходит к ней вплотную и берет за подбородок. Прикосновение подобно электрическому разряду. Словно ее тело — один большой проводник, по нему пробегают искры, посылая сигналы в мозг, сердце и половые органы… Она трепещет, одновременно раскрываясь навстречу и опасаясь его. Не раскрывая рта, Гарри произносит:
— Не
Интересно, каким образом?
— Ты мертв? — спрашивает она.
Он улыбается и притягивает ее к груди, крепко целует в губы, такой знакомый язык Гарри оказывается у нее во рту, движется там, исследует ее. Из болезненной тьмы рождается образ. Заражена…
Она вздрогнула и проснулась. Все тело липкое от пота. Она резко села и затряслась в ознобе, словно вдруг похолодало. Схватила лежащее в ногах одеяло и, все еще содрогаясь, закуталась потеплее.
Плохо понимая, что происходит, она оглядела комнату, слабо освещенную одной-единственной пятнадцативаттной лампочкой, которую всегда оставляла включенной над кухонным столом, чтобы отогнать демонов тьмы. Но они все равно проникли к ней.
Не чувствуя под собой ватных ног, она все же встала, приложила ладонь к прохладному лбу, а потом пошла за аптечкой к буфету. Сунула термометр под язык и, пока мерилась температура, подошла к окну, открыла шпингалет тяжелых деревянных ставень, распахнула их и выглянула наружу.
Ночь, напоенная тьмой. И тишиной. Ни звука. Когда глаза привыкли к темноте, она, насколько смогла из окна, внимательно рассмотрела наружную границу забора вплоть до ворот. Там никого не оказалось — по крайней мере в пределах видимости.
Полная луна висела в небе, словно приклеенная к черноте. Женщина взглянула на лунный диск искоса, пытаясь различить лицо, которое видела там в детстве, но детали теряли четкость в сгустившейся атмосфере.
Она вынула градусник и, вглядевшись при свете лампы, убедилась, что температура нормальная. И точно, больной она себя не чувствовала. Зеркало у двери отражало худое, измученное лицо — это она готова была признать. Действительно, она утомлена, но ясноглазая и в полном сознании. Она рассеянно пробежалась по коротким волосам пальцами, словно расческой, пригладила их. «Со мной все в порядке», — одновременно с облегчением и разочарованием подумала она.
— Просто у тебя овуляция, — сказала она отражению в зеркале.
Ей ответил серьезный взгляд женщины, словно вопрошавший: и что с того? Какое это имеет значение?
— Скоро ты состаришься и умрешь, — сказала она.
Отражение не ответило.
— Состаришься и умрешь…
Умрет ли она, сможет ли? Или ее ждет та же участь, что и всех несчастных, которые заболели и не могли ни вылечиться, ни умереть, попав в ловушку микроорганизмов, поддерживающих их в столь страшном состоянии? Поэтому они вынуждены бесконечно и беспомощно шататься по округе. Слабые, безумные, неспособные пользоваться никакими инструментами.
— Неужели это делает нас людьми? — вопросила она свое отражение.
Но оно, как всегда, не ответило.
Вдруг она гневно отбросила одеяло, широкими шагами подошла к дивану, схватила автомат и отперла дверь. Ночью похолодало, на нее налетел порывистый ветер. Приближалась буря. Сегодня она жаждала перемен. Кто-то умрет. Один из них. Или она сама. Не важно. Так продолжаться больше не может!
Сознавая безумие своих мыслей, она все же не остановилась, а устремилась к забору и пошла вдоль него. Миновала огород. Прошла со стороны холма. Потом — мимо земляной насыпи, примыкавшей к дому, ее тюрьме. Ничего. Никого. Где же они? В отчаянии спасались бегством? Загрузились на борт летающей тарелки инопланетян и умчались прочь? Может, равновесие наконец-то сместилось, организмы, отвечающие за разрушение жизни, одержали верх и ходячие мертвецы умерли? Сегодняшней ночью ей как никогда прежде казалось необходимым это выяснить. Ей хотелось заглянуть в какое-нибудь из этих жутких, отвратительных лиц, всмотреться в полужизнь-полусмерть и найти способ помочь им упокоиться. Возможно, именно так следует поступить. Подавить отвращение и послать пулю в лоб, перестрелять
Она миновала то место в заборе, которое ожидало ремонта. Все в порядке. Чинить нечего: это ее нервы расшатались, а не ограда.
Быстрыми шагами она прошла к другой стороне холма, потом снова вернулась в палисадник. Ни одного полумертвеца. Разочарованная, она вышла из круга света, который отбрасывал фонарь, и впилась взглядом в безучастную луну. Внезапно она поддалась иному импульсу: запрокинув голову назад и подставив лицо потустороннему свету, она завыла, словно дикий зверь. Она выла снова и снова, ее вопли смешивались с гулом надвигавшейся бури, и вот голос ее сорвался на визг. Автомат выпал из рук. Ослепленная невыразимым отчаянием, она бездумно, запинающимися шагами бродила по двору; руки прикрывали солнечное сплетение, грудь разрывалась от рыданий и воя. Наткнувшись на забор, она рухнула на землю и скорчилась в позе зародыша, прижавшись спиной к сетке ограды.
Затуманенный безмерной скорбью рассудок не сразу осознал: что-то изменилось. Жгло заднюю часть шеи. По телу разливалось тепло, и сначала сложно было разобрать, что оказалось тому причиной. Но вскоре она поняла. Ее ласкало прикосновение отрадного холода — столь ледяного, что кожа воспринимала его как ожог. Прямо за спиной слышалось дыхание. Влажное. Очнувшийся разум забил тревогу: ведь нужно бояться страшной близости, прикосновений… Но часть ее существа жаждала этого. Она села, прислонилась к забору. Все больше и больше пальцев тянулось к ней. Они ласкали ее, словно возлюбленную, как некогда ласкал ее Гарри. Гнилостный запах для нее благоухал ароматом цветов сирени. Она провела рукой по своему плечу, и одна плоть коснулась другой. Что было мочи хлестал дождь, и ветер унес с собой тоску. Печаль покинула ее впервые за долгое-долгое время.
Нил Гейман
Горькие зерна
Нил Гейман — популярный писатель, создавший, среди прочих бестселлеров, роман «Американские боги» («Amerikan Gods»), «Коралина» («Coraline») и «Дети Ананси» («Anansi Воу»), а также многочисленные антологии рассказов и стихов. Кроме того, перу Геймана принадлежат комиксы серии «Песочный человек» («Sandman»). Автор также много сотрудничает с кино и телевидением: написал для ВВС сценарий мини-сериала «Задверье» («Neverwhere»), позднее переделав его в роман, был соавтором сценариев к фильмам «Зеркальная маска» («MirrorMask») и «Беовульф» («Beowulf»), написал английский сценарий к полнометражному мультфильму-анимэ Хаяо Миядзаки «Принцесса Мононоке». По роману Геймана «Звездная пыль» («Stardust») в 2007 г. был снят фильм.
Нил Гейман удостоился большинства, если не всех существующих наград в области научной фантастики, фэнтези и хоррора. В списке его трофеев три премии «Хьюго», две «Небьюлы», Всемирная премия фэнтези, четыре премии Брэма Стокера и одиннадцать премий журнала «Локус».
Рассказ «Горькие зерна» впервые был опубликован в антологии фэнтези на карибские темы «Амулет: истории о заклинании духов» («Mojo: Conjure Stories»). В своем блоге Гейман пишет: «Я подозреваю, что прочитавший этот рассказ недоуменно фыркнет, а потом, через недельку или попозже, поскольку рассказ будет все еще маячить на горизонте его сознания и не давать ему покоя, он вновь вернется к тексту и обнаружит, что рассказ топографически перестроился в совершенно иную историю».
1
«Или приходи рано, или можешь совсем не являться»
С какой стороны ни посмотри, я был мертв. Да, внутренне я, может, и кричал, и рыдал, и выл, как дикий зверь в ловушке, но это происходило где-то глубоко внутри — там рыдал, и выл, и бился какой-то другой человек, другой я, которому было не дотянуться из этих глубин до моего лица и губ. Так что внешне я лишь пожал плечами, улыбнулся и двинулся дальше. Если бы я мог умереть физически, просто раз — и все, не предпринимая никаких усилий, перейти в мир иной так же легко, как через порог в соседнюю комнату, я бы это сделал. Но я намеревался спать по ночам и просыпаться по утрам, приговоренный к земному существованию и разочарованный тем, что не умер.