Нежная месть
Шрифт:
Здесь можно найти общие темы. Ну и живопись со счетов сбрасывать не стоит. Надо выяснить, на каких выставках был Райт, какие картины в его коллекции, любимые художники.
Будем играть по твоим правилам, господин Райт. И пусть исход игры решит, права ли я в своих предположениях.
Марина уточнила место встречи. На Покровке в Центральном доме предпринимателей (ЦДП). А повод? Открытие художественной выставки русских авангардистов.
Марина крутила в руках пригласительный. Вот эту тему надо проштудировать основательно. Ну, Райт, какие
***
Борзунов ждал ее в холле ЦДП и заметно нервничал. Увидев, пошел навстречу, помог снять пальто.
Придирчиво оглядел и одобрительно пощелкал языком.
– Если бы я не знал тебя, сам бы познакомился. Такая утонченная штучка.
– И?.. – насмешливо протянула Марина.
– Так вся загвоздка в том, что знаю, – заржал Борзунов и хлопнул ее по заду. – Иди уже, завоюй американского принца, Золушка!
Марина сделал вид, что шуточка Борзунова пришлась по душе. Одернула платье, тряхнула локонами и отправилась совершать подвиг.
Побродив по выставке, она перешла в банкетный зал и сразу заметила дружески беседующую парочку.
Странно, но рядом с подтянутым среднего роста Райтом высокий полноватый Борзунов смотрелся неуклюжим тюфяком. Отойдя в сторону, Марина еще раз оглянулась, проверяя впечатление. А Джеймс Райт даже очень… Что-то в нем есть, основательное, мужское. Хорошо, что он ей импонирует, на симпатии всегда легче завязать знакомство.
Главное теперь – сыграть натурально, чтобы у американца не возникло подозрений.
Фуршет был уже в полном разгаре. Толпа, фланируя от стола к столу, напоминала океанские волны, накатывающие на обильно накрытые столы и оставляющие «пустынный брег». Марина, влившись в течение, выжидала удобный момент.
Когда очередная волна прибила ее к столику, за которым расположились партнеры, она задержалась, растерянно вертя в руках тарелку в поисках сервировочной вилки.
Не обращая внимания, Райт размахивал нужным ей столовым прибором, азартно делясь с Борзуновым впечатлениями от выставки:
– Русский авангард в сравнении с европейским более фундаментальный, глобальный, мессианский что ли. Понимаете? Европейский в разных странах разный, но в целом более технологичный. Был я на выставке в Париже. И вот там, на фоне знаменитейших французских художников, меня поразили две картины Филонова, вашего соотечественника. Рядом с его полотнами всё погасло – весь цвет французской живописи. Такого художника, как Филонов, просто не было ни в одном авангарде европейском.
Марина, взглянув на кислую физиономию Борзунова, не знавшего, что ответить на восторги собеседника, чуть не расхохоталась. Борзунов глубоко страдал, потому что не разбирался в живописи – раз, и очень слабо понимал американский диалект – два.
Марина оттеснила Борзунова, очаровательно улыбаясь, протянув руку к интересующему ее предмету, произнесла по английский:
– Позвольте…
Расставшись с вилкой, Райт даже не удосужился взглянуть в ее сторону. Отдал, как прислуге.
Заполучив вожделенный инструмент для разделки, Марина ловко подцепила кусочек омара, обмакнула в соус, проглотила и, мило улыбнувшись, включилась в разговор так, как будто весь предыдущий диалог Райта предназначался непосредственно ей:
– Павел Филонов – бесспорно уникален. Вы видели его «Пир королей»?
И не дожидаясь ответа, тут же поинтересовалась:
– А что вы думаете о Малевиче и Кандинском?
Облегченно выдохнув, Борзунов оглядел стол и приступил к поглощению креветок, предоставив Марине и Райту обмениваться мнениями на далекую от него тему. Прожевывая очередной кусок, он согласно кивал, делая вид, что активно участвует в беседе.
Но Райт был неугомонен и жаждал узнать мнение Борзунова об изданном Филоновым манифесте «Интимная мастерская живописцев и рисовальщиков «Сделанные картины».
Борзунов трагически возвел к небу глаза, промычал что-то набитым ртом и, демонстративно постучав по часам, посетовал, что время – деньги.
Удаляясь, он слышал щебет Марины о том, что Декларация аналитического искусства – единственное свидетельство существования общества, где провозглашается реабилитация живописи, созданная в противовес концепции и методу Константина Малевича…
– Тарабарщина! Но Маринка молодец, подготовилась. Завтра же надо уточнить, чем американский прохвост еще увлекается. Разносторонний, бестия, черт его дери. Нет чтобы обсудить нормальные вещи: вкус омаров, например. Я бы ему профессионально растолковал, чем отличается массовый товар канадских ферм от французских омаров из Бретани, вкус которых более тонок. В этом деле я знаток. А то: Кандинский, Малевич – про них я хоть слышал, но с Филоновым был явный перебор!
Но тут он вспомнил о железном руднике, акции которого рассчитывал впарить Райту, и настроение у Борзунова поднялось.
Это совсем неплохо, что америкос искусством интересуется. Хуже был бы въедливый интерес к месторождению осмия, используемого в фармакологии. Хохотнув, Борзунов, сверкая улыбкой, направился к выходу.
Райт с Мариной тоже не задержались. Марина предложила Джеймсу показать Чистые пруды.
– Это совсем рядом, – интриговала она собеседника. – Грех будет не увидеть. Историческое место. Вы читали «Мастера и Маргариту»? Так вот, я открою страшную тайну. На Патриарших прудах, описанных в романе Булгакова, трамвай никогда не ходил. Всё на самом деле происходило на Чистых прудах.
– Не может быть?!
Райт завороженно смотрел на свою собеседницу. Славянки так отличаются от американок. Как будто с другой планеты. Юная, свежая, в эмоциональном порыве, наивна и умна… Она притягивала его, как магнит. И тут он вспомнил, что она ничего о нем не знает.
Ах, как это всё было увлекательно. И Райт рассказал, что он обычный служащий, представляющий в России интересы небольшой американской компании. О своем миллионном состоянии скромно не упомянул. Интрига его захватывала.