Нежная стерва, или Исход великой любви
Шрифт:
– Хохол! – заорал он. – Сауну включи! Слушай, а ты ловко этих дурней из "МБК" обставила, говорят, за час твои ребята всех подмели?
– Да, было. Но ты же понимаешь, что такое безысходка?
– Уж не хуже твоего! Выпускать когда будешь?
– Как только на руках у меня появятся бумаги, не раньше. – Марина курила и смотрела на Строгача, ожидая, что он скажет.
– Забивай стрелку этим деятелям, да потом смотри, не прохлопай, а то бумаги возьмут, а Малыша грохнут. Требуй, чтобы его
– Надо.
– Договорились.
Вошел Хохол, сообщил, ухмыляясь, что сауна готова.
Помещение, где у Строгача находилась сауна, стояло возле небольшого соснового леска на самом краю территории. Внутрь Хохол вошел вместе с ними, и Марине это не понравилось – он не вписывался в ее планы, это было уже, что называется, выше крыши.
– Извини, Наковальня, но он тебя обыщет немного, – словно уловив ее мысль, произнес Строгач.
– Что, ты считаешь, меня недостаточно прошмонали у ворот?
– Нет, просто не хочу до срока встретиться с Сеней Лодочником, – подмигнул он.
– Валяй! – разрешила Коваль, поворачиваясь к Хохлу и дерзко глядя ему в лицо.
Странное дело: строгачевский монстр, огромный, широкоплечий, вдруг покраснел до корней темно-русых волос и нерешительно провел руками по ее бедрам, обтянутым короткой черной юбкой, потом – по груди. Она прикрыла глаза, чуть откинула голову. Он тоже задышал чаще, Марина положила свои руки поверх его, и Строгач, которому это почему-то не понравилось, вдруг рявкнул:
– Остановись, Хохол, хватит! Это не твое! – Руки монстра моментально оставили Маринину грудь в покое.
– Иди отсюда. Хотя погоди… Коваль, тебе текилу?
– Ты ж ее не держишь! – усмехнулась она.
– Теперь держу. Неси, Хохол, и не мешай нам.
Недовольный подобным раскладом телохранитель подчинился, поняв, что ему тут ловить нечего. Когда дверь за ним закрылась, Строгач подошел к Коваль, положил руки на талию, прижал к себе и тихо, серьезно спросил:
– Ты действительно сделаешь это?
И она так же серьезно ответила:
– Да. И ты не хуже меня это знаешь. У меня просто нет выхода.
– Странная ты. А говорила, что Малыша любишь до безумия.
– И сейчас скажу. Но это не имеет отношения к любви, это – сделка. Ты хочешь меня – ты меня получишь.
– Сложно с тобой, – вздохнул он.
– Ошибаешься. Со мной легко и приятно.
– Тогда не стой – раздевайся, – приказал он, отпуская ее.
Марина чуть отошла от него и повернулась спиной, расстегивая пуговицы мохеровой кофточки. Сбросив ее, осталась в черном лифчике, следом за кофтой на пол полетела юбка. Коваль повернулась к Строгачу лицом, стоя только в белье и чулках.
– Ты всегда носишь
– Теперь – да.
– Ты такая молодая, должна любить все яркое.
– Это умерло в тот день, когда Егор не вернулся.
– Но ведь скоро он вернется…
– А я – уже нет.
Он протянул руку, усаживая ее рядом с собой на диван, погладил грудь в кружеве лифчика, осторожно снял его и замер, разглядывая шрам от пулевого отверстия на правой груди.
– Что это?
– А ты не знаешь? След от пули, скрепившей наш с Малышом брак покрепче всех штампов в паспорте, – усмехнулась Марина.
Строгач едва коснулся губами шрама, потом поцеловал женщину в губы. Странно, он совсем не походил на того Строгача, о котором Марине столько рассказывали и покойный Череп, и Малыш. Ни грубости, ни жестокости. Она готова была вынести нечто просто запредельное, а тут… Нормальный мужик, ни закидонов, ни желания доказать, что он круче всех в этом виде спорта. Опытный, горячий – но не Егор…
Они лежали на полке в парной, и Строгач нежно гладил Марину по влажному телу:
– Как ты?
– Что ты хочешь услышать?
– Не знаю… Я не верю в то, что о тебе говорят. Такая женщина не может быть жестокой, ведь ты не железная, ты нежная, теплая…
– Это меня просто в сауне разморило! – засмеялась она, вставая и направляясь в просторный зал, где валялись ее вещи. – А вообще, я именно такая, как говорят, Серега. Все, сеанс окончен, мне пора домой, пока доеду, будет почти десять.
– Береги себя, Коваль.
– Постараюсь, – усмехнулась она. Заботливый!
– С тобой в самом деле хорошо. Повезло Малышу.
– Ага, идеальная жена у него! Трахается тут, пока его в подвале держат, – с горечью сказала Марина, вдруг оценив ситуацию с точки зрения Малыша.
– Он тебя никогда не бил за такие слова?
– Нет. Он любит меня, многое позволяет и прощает.
– Я бы тебя под замок закрыл, чтобы только мне давала.
– Он хотел, но потом понял: бесполезно, надо будет – уйду. И смирился. Прощай, Серега.
– Заложников отпусти, как бумаги получишь, – напомнил он.
– Наковальня слово держит!
Марина вышла на улицу со смешанным чувством – с одной стороны, он обещал помочь, но с другой – чем она расплатилась за это? Не была уверена Коваль, что Егор это оценит…
Но главное было сделано – назавтра она держала в руках толстый пакет документов, Строгач заставил Самсона отдать их. Вот от этой макулатуры зависит жизнь единственного человека, который что-то значит для Коваль на этом свете, ради которого она пошла на то, чего при другом раскладе никогда бы не сделала. Папка бумаги – цена человеческой жизни…