Нежная ярость
Шрифт:
Иногда Филип нежно ласкал ее, доставляя ей невероятное удовольствие. Временами его яростный пыл увлекал ее в вихре страсти, такой всепоглощающей, что она оставалась измученной и опустошенной. А иногда они просто лежали рядом, соприкасаясь телами, и этого было достаточно.
Невинной, неопытной, воспитанной в монастыре девственницы больше не существовало. Теперь 3 она превратилась в женщину, которая очень много j узнала о любви и познала тысячи способов дарить и получать наслаждение. Но ни разу Филип ни одним словом не дал ей понять, что она представляет для него нечто большее, чем сосуд для удовлетворения вожделения. Он по-прежнему
5
Габби проснулась, когда розовая полоска восхода появилась на востоке, и поняла, что шторм наконец утих. Слышно было, как моряки занимаются повседневной работой, и Габби поняла, что корабль снова повинуется приказам экипажа, а не капризному хозяину – океану. Она осмелилась бросить взгляд на Филиппа и увидела, что он еще спит, похожий во сне на мальчика, все морщинки на лице разгладились, а непокорные вьющиеся волосы спадали на лоб. Она подавила желание провести пальцем по его лицу и тихонько встала, чтобы не разбудить его.
Она не знала, что Филип проснулся и наблюдал сквозь ресницы полуприкрытых глаз, пока она умывалась и одевалась. Ее хрупкая красота не переставала удивлять его. Когда тишину нарушил стук в дверь, он сразу вскочил и натянул брюки. Утренним посетителем оказался юнга, который передал приглашение капитана Жискара присоединиться к нему за завтраком, впервые за три дня.
Если Габби и воображала, что отношение к ней Филиппа изменилось за эти три дня, когда он проявил себя нежным любовником, то она ошибалась. Он вел себя сдержанно и холодно, как будто близость, которую они испытали, ничего для него не значила. Она снова почувствовала, что ненависть душит ее, когда вспомнила плотские удовольствия, которым он научил ее.
Голос Филиппа отвлек ее от раздумий, и она с удивлением увидела, что он уже оделся и побрился.
– Габриэль, я полагаю, что Дюваль будет за завтраком у капитана, – сказал он сурово, как будто читал нотацию капризному ребенку. – Не забывай то, что я тебе о нем говорил, и веди себя соответственно.
Габби была вне себя от негодования, и ее глаза метали фиолетовые искры. Она открыла рот, чтобы возразить, но Филип прервал ее:
– Ты понятия не имеешь, что такое Дюваль. Поверь моему суждению в таких вопросах. У тебя слишком мало жизненного опыта.
– Но я быстро учусь, разве не так? – бросила она презрительно.
Филип грозно нахмурился, увидев, как она привычно-вызывающе вздернула подбородок.
– Я начинаю думать, что совершил ужасную ошибку, женившись на тебе, – сказал он. – Твой отец заблуждался, полагая, что пребывание в монастыре укротило тебя.
– Я была невинна, когда покинула монастырь, Филип! А тебе удалось навеки отнять мою невинность. Но никому на свете, даже тебе, не удастся сломить мой дух.
– Твою невинность не трудно было отнять, моя малышка, – сказал он цинично. – Похоже было, что плод созрел и только ждал, чтоб его сорвали, так что я получил даже больше, чем рассчитывал. Я знал, что ты не сможешь надолго остаться ледяной девой. Но предупреждаю тебя, – сказал он, нахмурившись, – твои сокровища принадлежат только мне, и я за них заплатил. Когда наступит время, не будет ни малейшего сомнения в том, чье дитя ты носишь. – Он вспомнил Сесили и ее ребенка, который, возможно, был его ребенком.
– Как ты смеешь, Филип? – закричала Габби, шокированная его словами. – Хотя я никогда не желала этого брака, но я твоя законная жена, и у меня нет намерения нарушать священный обет. В конце концов, кое-чему я в монастыре научилась.
– Да уж надеюсь, что побольше, чем Сесили, – произнес он загадочно.
– Сесили? – повторила Габби. – Так кто такая Сесили и какое она имеет ко мне отношение?
– Сесили, малышка, была моей женой, – ответил он с внезапным приступом доверия.
– Твоя... твоя жена? – пролепетала Габби.
– Была моей женой, – подчеркнул Филип.
– Я не знала, что ты был раньше женат. А что с ней случилось?
– Она умерла. И с ней ребенок, которого она носила.
Природное любопытство Габби было разбужено. Она никак не могла удержаться от вопроса, даже если бы предвидела ужасный ответ, который она получит:
– А как она умерла?
Филип, видимо, обдумывал ответ, стараясь побороть бурю чувств, бушевавшую в нем. Только когда его боль утихла и он несколько пришел в себя, он сказал странным, бесстрастным голосом:
– Я скажу тебе это только однажды и больше говорить об этом не буду. Поняла? – Когда Габби кивнула, он добавил: – Я убил Сесили.
Габби охнула, разрушив гнетущую тишину. Ее охватил страх, и сотни невысказанных вопросов, которые она не посмела задать, замерли в ней. Может быть, он и ее тоже убьет, когда она ему надоест? Что же сделала несчастная Сесили, чтобы заслужить безвременную смерть? Почему власти не арестовали его за убийство? Боже мой, неужели она вышла замуж за такое чудовище?
Габби отшатнулась от его прикосновения, Когда он подошел, чтобы сопроводить ее из каюты. Она смотрела на него недоверчиво и настороженно. Внезапно Габби осознала, что могла бы, не колеблясь, убежать от этого человека.
Завтрак превратился в пытку, которой Габби охотно бы избежала. Несколько раз Марсель пытался вовлечь Габби в разговор.
– Я вижу, что вы прекрасно перенесли шторм, мадам Сент-Сир, – сказал он, обратившись прямо к ней.
– Да, – ответила она, потупив взор.
– Вас не укачало? – спросил он, надеясь по лучить еще какой-нибудь ответ.
– Мою жену не укачало, – грубо вмешался Филип. – Честно говоря, мы провели время уединения с большим удовольствием. – В значении его слов невозможно было ошибиться.
Краска смущения залила щеки Габби, когда она осознала, что сказал ее муж. Даже капитан Жискар j в смущении закашлялся. Таинственная улыбка, скользнула по лицу Филиппа, после чего он продолжил спокойно завтракать, не обращая внимания на неловкость Габби и на взгляды, которые украдкой бросал Марсель.
В последующие недели положение мало изменилось. Филип по-прежнему занимался с ней любовью каждую ночь, а она не в силах была ему противиться. Когда она отвечала на его ласки, он становился нежным, великолепным любовником, который стремился удовлетворить ее так же, как и себя. Ночью ее восторг был безграничен, но его мягкость была обманчива, и днем его мрачная молчаливость окутывала ее облаком страха. Она больше не заговаривала о Сесили, и он тоже.