Нежная ярость
Шрифт:
Лили посмотрела на дочь как на умственно отсталую, потом недовольно пожала своими изящными плечиками.
– Филип будет делать то, что ему захочется, а ты веди себя так, как он тебе скажет, – уклончиво сказала она. – Но ради собственного блага не сопротивляйся ему, пусть он делает все, что считает нужным. Он не из тех мужчин, которым можно противостоять.
– Вы хотите сказать, что я...
– Довольно! Довольно! У меня голова заболела от твоих бесконечных вопросов. – Лили не терпелось сбежать от досадного неведения дочери. – Пойдем, если ты готова, я провожу тебя вниз.
Габби неохотно последовала за матерью и медленно спустилась по лестнице к ожидавшему ее внизу мужу.
Филип видел, как грациозно спускается Габби, и сердце у него забилось. Она была такая юная, невинная, прекрасная, как хрупкий цветок, свежая, как росистое утро, и в то же время не сознавала своей красоты. Только пухлые, чувственные губы позволяли предположить, что может скрываться за этой хрупкой оболочкой. Он почувствовал знакомое стеснение в низу живота, пульс участился, и Филип пожалел, что они не на борту «Стремительного». Он не мог лгать себе, что не испытывает вожделения к этой добродетельной барышне, но тут же напомнил себе: больше ни одна женщина не сделает его пленником своей красоты и своеволия. Сесили преподала ему слишком хороший урок.
– Вы готовы к отъезду, моя малышка? – спросил он, когда она поравнялась с ним. Габби кивнула, и он повел ее к выходу, а следом за ними шли ее родители.
– Где вы проведете ночь, мой друг? – спросил Жильбер, бросив скабрезный взгляд на Габби и на Филиппа, так что ясно было, что он имеет в виду.
– Мы поедем прямо до Бреста и будем останавливаться, только чтобы поесть и сменить лошадей. Я достаточно времени провел во Франции, и мне не терпится вернуться на плантацию, – невозмутимо ответил Филип.
– Гм, – фыркнул Жильбер, – уж я бы не стал ждать так долго, чтобы воспользоваться своей добычей.
Филип усилием воли подавил в себе желание сказать что-нибудь грубое Жильберу. Он испытывал только презрение к этому человеку, продавшему свою дочь, чтобы финансировать сомнительную авантюру, обреченную на провал. Так и не удостоив его ответом, Филип помог Габби сесть в карету и дал знак кучеру трогаться.
Co сдержанной насмешкой Филип наблюдал за тем, как Габби забилась в самый дальний угол кареты.
– Я вас не укушу, – сказал он, протянул руки и привлек ее к себе. Потом, как бы в подтверждение . своих слов, он приблизил свои губы к ее губам, изучая ее нежный рот и подчиняя себе. Ее глаза широко открылись, когда он языком разжал ее губы, медленно исследуя их, а рука легла на ее грудь.
Когда он отстранился, Габби было трудно дышать, а щеки заливал румянец, который очень ей шел. Ее потрясли собственные ощущения, ведь ничего подобного она раньше не испытывала. «Неужели он собирается воспользоваться своими супружескими правами прямо в карете?» – с ужасом подумала Габби. Ее знание мужчин было так ограничено, что она не знала, чего ожидать.
– Пожалуйста, не позорьте меня перед вашим кучером, – попросила она, и в фиалковых глазах отразился страх.
– Как я могу позорить вас, если мы повенчаны, моя дорогая? – ответил он сухо. Тем не менее он отпустил ее и удобно устроился на подушках, не обращая
Три дня и три ночи они провели в карете, останавливаясь только для того, чтоб поесть и сменить лошадей. Никогда в жизни Габби не чувствовала себя такой несчастной. Никакие щетки не могли убрать слой грязи с их одежды. Она понятия не имела, почему Филип настаивал на том, чтобы сломя голову мчаться в Брест по этой извилистой дороге. Осенние дожди превратили немощеную дорогу в грязное болото, но он по-прежнему подгонял кучера и сыпал проклятиями, когда колесо в очередной раз увязало в грязи.
Однажды, когда Габби задремала, свесив голову на грудь, Филип привлек ее к себе, и несколько часов она уютно проспала на его плече. Когда она проснулась и увидела, что тесно прижимается к мужу, она поспешно отодвинулась и снова забилась в дальний угол кареты, чем весьма позабавила Филиппа.
Габби заметила, что Филип очень часто трогает камзол слева на груди. Сначала Габби подумала, что у него болит сердце, но потом поняла, что ошибалась, – Филип не раз сам брал в руки вожжи и так погонял лошадей, что Габби была вся в синяках от тряски. Все силы уходили на то, чтоб не упасть с сиденья.
Четвертый день путешествия Габби и Филип запомнили надолго. Наступали сумерки, и Филип дремал, произнося в забытьи какие-то незнакомые имена. Габби знала, что они скоро прибудут в деревню, где поужинают и сменят лошадей. Она рассеянно смотрела в окно, думая о горячем ужине и о том, как болит ее тело. Узкая дорога пролегала вдоль холмов, поросших лесом, и Габби едва успела подумать, что случится, если какая-нибудь карета поедет им навстречу, как внезапно застыла от ужаса, потому что увидела: огромный валун сорвался с вершины холма справа от них и летит прямо навстречу их карете.
Услышав ее крик, Филип вскочил, как чуткий зверь. В одно мгновение он оценил ситуацию и принял решение. Молниеносным движением он распахнул дверцу со своей стороны кареты, схватил Габби за талию и вместе с ней выпрыгнул наружу, стараясь откатиться в сторону, чтоб не попасть под задние колеса кареты, закрывая Габби своим телом. Колеса прошли так близко от головы Габби, что задели ее выбившиеся из прически локоны... а потом она уже ничего не чувствовала.
Когда Габби пришла в себя, солнце светило ей в глаза. Она попыталась повернуться и мгновенно ощутила резкую боль в голове. Тотчас Филип оказался рядом с ней, и она успела разглядеть тревогу на его лице, прежде чем оно приняло привычное бесстрастное выражение.
– Где я? – спросила она, осторожно прикасаясь к голове. – Что случилось?
– Мы с кучером принесли тебя сюда, на постоялый двор, – ответил Филип. – Ты сильно ударилась головой, но других повреждений вроде бы нет. А я долго была без сознания?
– Да, малышка, всю ночь.
– А кто же раздел и уложил меня? – спросила Габби застенчиво. Ее удивило, что она одета в собственную ночную рубашку с высоким воротом.
– Я, конечно. Но не бойся, – поспешно добавил он, увидев, что она покраснела, – я не пользуюсь беспомощностью женщин. – Она уловила нотку веселья в его голосе.