Нежное солнце Эльзаса
Шрифт:
По дороге Егор успел рассказать, как сам он попал на работу в «Гранд Дом» — приехал в полном отчаянии к менеджерам, с которыми до того на протяжении четырех лет вел безрезультатные переговоры, и рассказал все, как есть. Кажется, господам французам польстило столь пристальное внимание к их компании в далекой России. Спустя пару дней они пригласили Егора на ужин и, предварительно задав море вопросов о российском алкогольном рынке, предложили возглавить «русский» проект. Разумеется, Егор согласился. К тому времени он оказался уже в весьма сложном положении: из прежней квартиры пора съезжать, на новую денег нет. Да и повседневные расходы перешли за рамки его возможностей — ни накоплений, ни побочных доходов у моего наивного и трогательного мальчика не было. Егор много раз думал о том, чтобы вернуться в Москву, но, во-первых, проблемы с жильем возникли бы и там — кроме родителей, в трехкомнатной квартире, где он был прописан, жила взрослая сестра, которая два года назад успела обзавестись ребенком и мужем. Во-вторых, после европейского образа жизни заново привыкнуть к российской столице казалось Егору невероятно сложным. А я про себя подумала, как по-разному устроены люди: для меня в жизни преград не существовало — я бросалась на амбразуру и добивалась своего любыми способами, любыми усилиями. Егору проще было уйти от проблем, убежать, чем попытаться их как-то решить. Как бы то ни было, своим пристанищем он снова избрал Страсбург. И, кажется, не прогадал.
Долгожданная ночь стала самой сказочной для нас обоих. Не было предела нежности, признаниям, ласковым словам. Ни до — а я-то искренне полагала, что все лучшее уже случилось со мной прошлым летом в номере «Софителя», — ни после таким безумствам мы не предавались. И не помнили себя от счастья.
А утром Егор торжественно сообщил мне, что я успешно прошла собеседование и принята на работу. При этом невесть откуда взявшийся блудливый бес не уставал высекать игривые искры из его счастливых глаз. Кажется, это от меня мой милый мальчик научился такой бесцеремонной наглости. А впрочем, какая разница?! От Егора я готова была стерпеть что угодно и в каких угодно размерах. Ох, что-то я опять думаю не о том… Одним словом, я была принята рядовым специалистом под начальство Егора в «русский» отдел «Гранд Дома». Если предположить, что мне лет двадцать пять и я только начинаю карьеру — весьма и весьма неплохо. А вообще-то к черту двадцать пять! В нежных объятиях единственно любимого человека я чувствовала себя максимум на семнадцать. Тогда эта должность — просто невиданный подарок судьбы!
Нужно сказать, в специалистах я не засиделась. Не прошло и двух лет, как «Гранд Дом» открыл дирекцию по работе с Восточной Европой. Ее-то я и возглавила, поглотив, в числе других, и «русский» отдел. К тому времени Егор благоразумно перешел в другое подразделение компании: в отличие от меня он никогда не страдал ни излишними амбициями, ни болезнью под названием «карьера». Главное, чтобы работа приносила удовольствие и приемлемый доход. Все остальное неважно. Вот он и решил мне не мешать, а заодно и не испытывать судьбу во второй раз. Деньги, к слову говоря, моего любимого в принципе тоже не слишком волновали. Особенно, кажется, с тех пор, как он переехал к нам с мамой в дом и перестал тратиться на съемную квартиру. Зато благодаря этой рокировке я была избавлена от необходимости покупать машину: все равно на работу, с работы, по магазинам и в Баден-Баден по выходным мы ездили только вместе, на его новеньком «Рено». А я по-прежнему испытывала необъяснимое блаженство от оплаты всех наших совместных счетов и прочих повседневных расходов. По-моему, русские женщины все-таки больны на голову: на что угодно готовы ради любви. И это говорю я, которая всю жизнь презирала такой расклад и полагала, что мужчина должен зарабатывать, содержать. Одним словом, черт его знает что такое!
Но меня до сих пор хлебом не корми — дай только сводить Егора в дорогой ресторан, ночной клуб или подарить ему какую-нибудь безделушку. За это я позволяю себе время от времени отпускать фривольные шуточки вроде: «Забыл, что твое место в постели?» или: «Разве ты не знаешь, что должен доставлять мне только радость?». Лично меня эта игра безумно возбуждает. Особенно когда Егор начинает смущаться или, напротив, злиться. А иногда обещает, что я за свою наглость по полной программе отвечу. Да я и «отвечаю», причем даже не пытаясь скрыть своего полного по этому поводу блаженства.
В канун своего сорокалетия — господи, звучит-то как ужасно! — я сделала Егору предложение. В конце концов, нужно же хоть раз в жизни попробовать выйти замуж (по-моему, это словосочетание безвозвратно устарело, только вот не знаю, чем его заменить). Да и время давно пришло. Мама к Егору привыкла на удивление быстро, души в нем не чает, называет чуть ли не сыночком. Я даже иногда ревную — раньше все лучшее в доме было мне, теперь достается ему. Кажется, Егор просто рожден быть дамским угодником — есть такая редкая порода мужчин, которых безумно и неизвестно за что любят дети, женщины и всякие кошки-собаки. А вообще-то известно: за внимание, за преданность, за ласку. Сейчас эти простые и милые качества такая редкость!
Да, самого главного не успела сказать: Егор согласился. Правда, как он выразился, при одном условии — что мы немедленно подумаем о ребенке. Медицина медициной, но на пятом десятке лет физически ухаживать за младенцем сложно, да и времени растить дитя остается все меньше. Разумеется, я не стала возражать, но и говорить о том, что после встречи с Егором в офисе «Гранд Дома» ни разу не предохранялась, тоже не имело смысла. Что ж, придется заняться проблемой вплотную. Пара лет, думаю, в запасе еще есть. Хотя, если откровенно, глубоко внутри меня уже давно поселилась уверенность в том, что невозможность забеременеть — обратная сторона подарков, доставшихся мне от генерала. Поэтому мне и чудится время от времени его наблюдающий взгляд, его присутствие. Давно пора усвоить: в мире не существует внезапных благ, за которые можно расплатиться по дешевке. Судьбой мне был предназначен только один ребенок, и я его убила. Никогда не перестану себя казнить! Это преступление в моей жизни не сможет сравниться ни с чем другим. Здесь не на кого переложить хотя бы половину чувства собственной вины, не с кем разделить ответственность. Осталось только принять наказание и смириться.
Наверное, через какое-то время мне удастся уговорить Егора и маму — она-то хоть и молчит, но тоже самозабвенно мечтает о внуках — усыновить ребенка. В России столько детских домов, столько малюток, чьи родители лишены родительских прав или сами бросили своих малышей. А мы бы прекрасно справились, воспитали. У нас, в отличие от многих, все-все для этого есть. В общем, нужно будет только разобраться с формальностями и процедурами — тем более если уж я что решила… А лучше усыновить сразу двоих. Девочку и мальчика из одного детского дома. Чтобы им не было поначалу так непривычно и страшно на новом месте. Боже мой, как сильно я стала бы их любить — за того, потерянного ребенка! Мама, пока силы есть — шестьдесят два еще не возраст, — с радостью во всем поможет. Егор, у меня даже сомнений в этом нет, будет прекрасным папой, а я постараюсь наконец научиться быть женщиной. Чтобы заменить нашим деткам настоящую мать. Приложу все усилия, всю волю: я же настырная — справлюсь.
Я даже прикрыла глаза, размечтавшись о счастливом семейном будущем. Сделаю из своего кабинета детскую игровую заодно с библиотекой, и по вечерам мы будем садиться всей семьей прямо на пол — на пушистый ковер — и читать вслух сказки. И обязательно стихи. Не знаю, с чего именно следует начать. Я же так давно была ребенком! Да и если честно — была ли? Хотя нет, почему же, совершенно точно знаю! Начну-ка я с главного: «Что такое хорошо и что такое плохо?» Владимира Маяковского. Что может быть в этой жизни важнее, чем с детства разложить все в душе и сердце человека по правильным полкам?