Нежные создания, или В фэнтези только девушки
Шрифт:
– Подъем, обезьяны!
– Подъем, уроды недоделанные!
– Подъем, козлы!
Среди прочих надрывался сотник по кличке Висельник. Сунув голову в палатку, он обложил солдат бранью и сообщил, что, если через минуту они еще будут валяться, взвод наградят очистительными работами в выгребной яме.
Дисциплина способствует привитию нужных рефлексов. Дейнар, проведший под знаменами короля Бруссиана целых три года, успел выработать несколько таких, способных облегчить жизнь солдату.
Он вскочил, продолжая спать, но его
Кто-то наступил голой пяткой Дейнару на затылок, впечатав его лицом в «спальные принадлежности», из которых торчала жухлая пыльная солома.
Ощутив острую нехватку воздуха, Дейнар задергался. Подскочил разъяренный сотник и принялся тыкать в него своей палкой-воспиталкой, как он ее называл.
– Вставай! Хватит дрыхнуть, тупица! Впереди большое дело!
Дейнар в ужасе подумал, что ему опять придется целый день выгребать дерьмо из ямы, и заверещал. Судьба всегда к нему несправедлива. Неужели эти проклятые ямы чистить некому? Новички же есть!
– Вставай!.. Чертов алкаш! – в сердцах плюнул кто-то.
Палка исчезла и появилась снова, тщательно исследуя его тело. Тщательно, но, как Дейнару показалось, аккуратно. Сотник обычно не церемонился, считая, что новый синяк отлично освежает поутру, особенно ленивого воина, а значит, все это странно…
Дейнар вскрикнул, повернулся лицом к потолку и открыл глаза.
– Сейчас, Висельник, сейчас! Не надо ям! Не надо!
Сотник куда-то делся, а вместо него рядом стоял, опираясь на палку, чародей. Борода и усы не могли скрыть его растянутой до ушей улыбки.
– С добрым утром, соня, – сказал старик и, пока Дейнар моргал, чувствуя нарастающую необычность, обошел его с правой стороны.
Головная боль прилила широким фронтом. Понимал Дейнар пока единственное: здесь не армия.
И на том спасибо.
– Вставай! Встава-ай! – Теперь чародей тыкал палкой в Хлока, спящего под старым стеганным одеялом. Бывшего вора видно не было. Он отгородился от мира, завернувшись, словно куколка, готовая к превращению.
– Ладно, – сказал чародей, – ты разбуди его, а я чайник поставлю.
Дейнар тупо таращился на Балимора, а тот лишь таинственно улыбался, качая головой. Понаблюдав, как чародей хлопочет по хозяйству, разбойник решил встать. Хлок сипло ворчал под одеялом.
– Вставай, скотина!
Дейнар ударил кулаком по одеялу.
– Эй… уйя… Что за..?
– Да, я забыл! – сказал вдруг Балимор. – Голова садовая! Старость – не младость, да? – Чародей захихикал. – Держите!
В воздухе, словно расправляющие крылья птицы, полетели шмотки. Дейнар успел заметить, что они какие-то… белые, что ли, а потом они приземлились ему на голову. Разбойник сорвал их и в ярости уставился на чародея.
С похмелья Дейнар обычно устраивал выволочку Хлоку (находилось, за что), но сейчас Балимор был куда доступнее в смысле способности воспринимать «аргументы».
Открыв
Дейнар медленно развернул ее и выставил перед собой на вытянутых руках.
– Это… что это?
Чародей, занятый очагом, повернулся и весело взмахнул кочергой.
– Как что? Лифчик.
И, возвращаясь к прежнему занятию, ловко заткнул уши заранее заготовленными затычками из воска.
Дейнар смотрел на «вещь» в своей руке еще секунд пять, а потом отшвырнул от себя, словно ядовитую змею. Из носа его вырвалось какое-то сопение, рот перекосило. Трудно утверждать со сто процентной вероятностью, но волосы разбойника, кажется, стали дыбом.
– Ну… едрена вошь, чего спать не даете?
Хлок отбросил верхний край одеяла, и показалась его голова. Точнее (и Дейнар в тот момент мог поклясться) не его голова.
– Какого…
Разбойники уставились друг на друга.
Балимор щелкнул пальцами, сухие дрова занялись мгновенно. Чайник с сияющими боками уже висел над огнем, и его начищенная медь давала неплохое представление о том, что творится у чародея за спиной.
Старик гордился своей работой и даже не помнил, когда ему удавалось создать нечто подобное.
Верно говорят, что мастерство не пропьешь!
Затычки для ушей тоже оказались на высоте – благодаря им предусмотрительный старик не слышал ни истерического визга, ни проклятий.
Усевшись возле очага, Балимор принялся наблюдать за голыми девицами, бегающими по комнате.
До чего же занятно.
При помощи большой лупы чародей заглянул Ансиве в правый глаз. Глаз был в порядке. Аквамариновый, большой, что твое яйцо, и украшен пушистыми ресницами. Оценив левый, чародей пришел к выводу, что оба они совершенно одинаковые.
Ту же операцию, с видом лекаря-профессионала, Балимор проделал со второй эльфийкой.
– Соматически никаких изъянов, – заявил он, важно раздувая губы. – Родная мать не отличит.
Ансива и Шэни молчали. Скорчившись на скамейке, они таращились перед собой, словно сдавали экзамен на полную неподвижность.
Чародей отошел к столу, на котором разложил разные инструменты, и покосился на свои шедевры.
Ему пришла мысль записать свои впечатления, и вот уже потрепанный гроссбух раскрыл желтые страницы, как громадную пасть.
– Шок, – начертал корявым почерком Балимор. – Шок вызывает у объектов ступор, сходный с… с… кататонией… Побочный эффект, возможно, продлится неопределенное время…
Закусив перо, старик принялся размышлять.
Итак, первая реакция на трансформацию минула, наступила стадия номер два. Третьей должно было стать полное осознание реальности. Четвертая предполагала признание себя и перемена взгляда на окружающее, согласно новой гормональной картине.