Нежные юноши (сборник)
Шрифт:
Он сидел совершенно неподвижно, в диком напряжении; он боялся: стоит ему хоть шелохнуться, и она непременно окажется в его объятиях. Две слезинки скатились по ее мокрому лицу и задрожали над верхней губой.
– Я ведь красивее всех, – прерывающимся голосом сказала она, – так почему же я не могу быть счастливой? – Ее мокрые от слез глаза лишали его твердости; уголки губ медленно опустились вниз с прелестной печалью. – Декстер, я выйду за тебя, если ты захочешь! Ты, наверное, думаешь, что я того не стою, но я ведь стану твоей красавицей, Декстер!
Гневные, гордые, страстные,
– Зайдешь?
Он услышал, как она резко вздохнула.
Ожидание.
– Хорошо. – Его голос дрожал. – Я зайду.
Странно, что когда все кончилось, и даже много лет спустя, он не жалел об этом вечере. И десять лет спустя разве важно было, что Джуди хватило всего на месяц? Не важно было и то, что своей уступкой он обрек себя на еще большие мучения и нанес глубокую рану Ирен Ширер и ее родителям, которые уже относились к нему по-дружески. В горе Ирен не было ничего особенно живописного, чтобы запечатлеться в его памяти.
В глубине души Декстер смотрел на вещи трезво. Отношение городского общества к его поступку не имело для него никакого значения, и не потому, что он собирался покинуть город, а потому, что другие в этой ситуации могли судить лишь поверхностно. Он был абсолютно равнодушен к общепринятому мнению. Когда он понял, что все бесполезно и не в его силах изменить внутреннюю сущность или удержать Джуди Джонс, он даже не разозлился. Он любил ее, и будет любить ее вплоть до того самого дня, когда он станет уже слишком стар для любви. Но обладать ею он не мог. И подобно тому, как до этого ему довелось испытать недолгое высшее счастье, теперь ему довелось испытать и глубокую боль, уготованную в жизни лишь сильным.
И даже потрясающая лживость предлога, под которым Джуди разорвала помолвку – она, видите ли, не хотела «отнимать его» у Ирен – и это Джуди, которая ничего другого и не хотела! – не перевернула все у него внутри. Он оказался за пределами обычных чувств – ничего в нем не изменилось, и даже не стало смешно.
В феврале он уехал на восток страны, собираясь продать свои прачечные и поселиться в Нью-Йорке, но в марте Америка вступила в войну, и это изменило его планы. Он вернулся на запад, передал все дела в руки компаньона и в конце апреля отправился в первый учебный лагерь для офицеров. Он был одним из тех тысяч молодых людей, которые приветствовали войну с некоторой долей облегчения, радуясь возможности освободиться от опутавшей их паутины сложных чувств.
Нужно помнить, что этот рассказ – не биография Декстера, хотя в него и закрадываются детали, не имеющие отношения к мечтам его юности. С ними, да и с ним, мы уже почти распрощались. Осталось досказать всего один эпизод, который произошел семь лет спустя.
Дело было в Нью-Йорке, где он добился успеха – такого успеха, что теперь ему были по плечу любые барьеры. Ему исполнилось тридцать два, на западе он не бывал вот уже семь лет, не считая одной мимолетной поездки сразу же после войны. К нему в контору зашел по какому-то делу некий Девлин, из Детройта, и тут-то и произошел тот самый эпизод, перевернувший эту, так сказать, страницу его жизни.
– Так вы, значит, со Среднего Запада? – сказал некий Девлин с небрежным любопытством. – Забавно. Я-то думал, что люди вроде вас рождаются и вырастают прямо на Уолл-стрит. Знаете ли, жена одного из моих лучших детройтских друзей родом из вашего города. Я был шафером у них на свадьбе.
Декстер молчал, еще не зная, что его ждет.
– Джуди Симс, – сказал Девлин и без особого интереса добавил: – Когда-то была Джуди Джонс.
– Да, я знал ее. – Декстером овладело глухое раздражение. Разумеется, он слышал, что она вышла замуж, – и ничего больше он старался не слушать.
– Ужасно славная женщина, – ни с того ни с сего вздохнул Девлин. – Мне ее даже немного жаль.
– А что такое? – Внутри Декстера одновременно появилась и настороженность, и желание продолжить разговор.
– Да вот, Луд Симс, в некотором роде, с ума сошел! Я не хочу сказать, что он плохо с ней обращается, но он пьет, гуляет на стороне…
– А она не гуляет?
– Нет. Сидит дома с детьми.
– Н-да…
– Она для него чуток старовата, – сказал Девлин.
– Старовата? – воскликнул Декстер. – Слушайте, да ведь ей всего двадцать семь!
Им овладело дикое желание тут же выбежать на улицу и сесть в первый же поезд до Детройта. Он резко вскочил.
– Вы, наверное, заняты? – торопливо извинился Девлин. – Я как-то не подумал…
– Нет, я не занят, – ответил Декстер, постаравшись добавить в голос твердости. – Я вовсе не занят. Совершенно! Вы, кажется, сказали, что ей двадцать семь? Ах нет, это я сказал, что ей двадцать семь!
– Ну, да. Вы сказали, – сухо согласился Девлин.
– Так продолжайте, продолжайте же!
– Продолжать что?
– Рассказывать о Джуди Джонс!
Девлин бросил на него беспомощный взгляд:
– Ну, я, вообще-то, уже все вам рассказал! Он дьявольски плохо с ней обращается. Но они не собираются разводиться, ничего подобного! Она прощает его даже тогда, когда это уже просто ни в какие ворота… Собственно, я склонен считать, что она его любит! Она была такая симпатичная, когда впервые приехала в Детройт!
Симпатичная? Эпитет поразил Декстера своей несуразностью.
– А что, она уже… не симпатичная?
– Да нет, вполне себе ничего.
– Слушайте, – резко сев, сказал Декстер, – я вас не понимаю. Вы сказали, что она была «симпатичная», а теперь говорите, что она «вполне себе ничего». Я не понимаю, что вы хотите сказать? Джуди Джонс никогда не была симпатичной! Она была настоящей красавицей! Ведь я ее знал, я хорошо ее знал. Она была…
Девлин вежливо рассмеялся.
– Я вовсе не пытался затеять спор! – сказал он. – По-моему, Джуди славная женщина; она мне нравится. Я лишь никак не пойму, как в нее мог без памяти влюбиться такой мужчина, как Луд Симс, но вот влюбился же! – Затем он прибавил: – Большинству наших дам она нравится.