Незнакомец в спасательной шлюпке
Шрифт:
Были бы мы дома, она бы точно сейчас лежала в больнице. Но здесь, дрейфуя по воле волн, осознаёшь, как часто мы принимаем за должное своё существование на этой земле.
Незнакомец наклонился к Бернадетт. Жан-Филипп впился в него испытующим взглядом.
– Ты правда Бог?
– А ты веришь, что это так?
– Докажи мне. Дай мне ещё раз поговорить с женой.
Я взглянул на Янниса, тот поднял брови. Как быстро мы готовы довериться кому-то, когда жизнь любимого человека висит на волоске. Всё, что мы сейчас знаем о новоприбывшем, – что он в два счёта умял пакетик крекеров с арахисовой пастой.
А потом я увидел, как малышка Элис взяла Жана-Филиппа за руку. Незнакомец повернулся к Бернадетт и положил ладони ей на плечо
Словно по щелчку пальцев, её глаза открылись.
– Бернадетт? – прошептал Жан-Филипп.
– Cherie? – прошептала она в ответ.
– Ты смог, – Жан-Филипп обратился к Богу голосом, полным благоговения. – Ты вернул мне её! Спасибо, Бонди [2] ! Бернадетт! Любовь моя!
Я никогда не видел ничего подобного, Аннабель. Ещё секунду назад она была без сознания, а в следующий миг уже очнулась и разговаривала. Остальные зашевелились и включились в происходящее. Гери налила Бернадетт воды. Нина крепко её обняла. Даже строгая миссис Лагари выглядела довольной, хотя и проворчала: «Кто-нибудь, объясните, как это случилось».
2
Бонди (от фр. Bon Dieu – «Боже правый») – имя Бога в культе вуду, распространённом на Гаити.
– Это Божьих рук дело, – сказала Нина.
Незнакомец улыбнулся.
В конце концов мы позволили Бернадетт и Жану-Филиппу побыть наедине и ушли в дальнюю часть плота, под тент. Незнакомец последовал за нами. Я внимательно рассматривал его лицо. Если он и совершил чудо, то совершенно не подавал виду.
– Что ты с ней сделал? – спросил я.
– Жан-Филипп пожелал ещё раз поговорить с ней. Теперь он может это сделать.
– Но она же была на грани смерти.
– Грань между жизнью и смертью не так прочна, как может показаться.
– Серьёзно? – повернулся Яннис. – Тогда почему люди не возвращаются на Землю после того, как умирают?
Мужчина улыбнулся.
– Зачем им это делать?
Яннис фыркнул.
– Проехали. – А потом добавил: – Но что с Бернадетт, ты излечил её? С ней всё будет хорошо?
Незнакомец отвел глаза в сторону.
– Она не исцелилась. Но с ней всё будет хорошо.
Два
Мои наручные часы показывают час ночи. Вот уже пятую ночь нас мотает по морю. Звёзд так много, будто бы на небесах взорвалась бочка светящейся соли.
Прямо сейчас я смотрю на одну-единственную звезду, сияющую так ярко, словно кто-то посылает нам сигнал. Мы видим вас. Помашите. Подайте знак, и мы за вами придём. Если бы. Мы всё ещё качаемся на волнах, окружённые невероятной природной панорамой. Для меня всегда оставалось загадкой, Аннабель, каким образом красота и страдание могут сосуществовать в едином моменте времени.
Я бы хотел глядеть на эти звёзды с тобой, спокойно сидя на каком-нибудь пляже на суше. Ловлю себя на мыслях о вечере нашего знакомства. Ты помнишь? Четвёртого июля [3] . Я подметал беседку в городском парке. Ты подошла – одетая в оранжевую блузку и белые штаны, волосы собраны в хвост – и спросила, где запускают фейерверки.
– Какие фейерверки? – спросил я. И в этот момент первые огни прогремели в небе (как сейчас помню, это были красно-белые звёздочки), и мы оба рассмеялись – словно ты своим вопросом заставила их появиться. В беседке были два стула, я придвинул их друг к другу, и следующий час мы глядели на фейерверки, как престарелая пара, отдыхающая на крылечке своего
3
4 июля – День независимости США, национальный праздник, который принято отмечать пикниками на природе, парадами и запуском фейерверков.
Я помню тот час так чётко, будто в любой момент могу перенестись туда и ощутить каждое мгновение. Увлечённость, взгляды украдкой, голос в голове, спрашивающий: «Кто эта женщина? Какая она? Почему она так мне доверяет?» Непознанные глубины человека, находящегося рядом с тобой! Существует ли на земле предвкушение сильнее этого? Есть ли люди более одинокие, чем те, кто его не испытал?
Ты была интеллигентной, самодостаточной, нежной и красивой и, признаюсь, с момента, как я тебя увидел, я почувствовал себя не заслуживающим твоей симпатии. Я не окончил старшую школу. Работал где придется. Скучная, поношенная одежда, костлявое тело и взлохмаченные волосы едва ли могли кого-то привлечь. Но я полюбил тебя моментально, и, как ни трудно в это поверить, со временем ты полюбила меня в ответ. Это самое большое счастье, которое случалось со мной и, наверное, когда-либо случится. И всё же я всегда чувствовал, что когда-нибудь разочарую тебя. Я жил с этим страхом четыре года, Аннабель, ровно до того дня, когда ты от меня ушла. Это было почти десять месяцев назад, знаю, больше писать тебе нет смысла. Но этот дневник даёт мне силы одинокими, тяжёлыми ночами. Ты однажды сказала: «Всем нам нужно за что-то держаться, Бенджи». Позволь мне держаться за тебя, за первый час тебя, нас, уставившихся в разноцветное небо. Позволь дописать эту историю. А после я прощусь с тобой и с этим миром.
Четыре часа утра. Мои товарищи по несчастью, скрючившись, спят под тентом. Кто-то похрапывает с булькающими звуками; кто-то, например Ламберт, громкостью может тягаться с жужжанием циркулярной пилы. И как он не будит всю шлюпку? Или вот плот. Гери всё объясняет мне, что надо называть это плотом. Шлюпка. Плот. Какая вообще разница?
Я отчаянно борюсь со сном. Усталость валит с ног, но когда засыпаю, то погружаюсь в сны о тонущей «Галактике» и снова оказываюсь в холодной чёрной воде.
Не знаю, как это случилось, Аннабель. Клянусь, что не знаю. Это было так внезапно, что я даже не могу сказать, в какой момент меня выбросило в океан. Шёл дождь. Я стоял один на нижней палубе. Руки на перилах. Голова опущена. Услышал взрыв, и в следующую секунду уже ударился о толщу воды.
Помню всплеск, внезапное пузырящееся спокойствие под водой, громкий рёв, когда вынырнул, жуткий холод и хаос, и мозг начинает всё осознавать и кричит мне: «Какого хрена? Ты в океане!»
Волны хлестали, дождь барабанил по голове. Пока я осознал, что к чему, «Галактика» была уже в пятидесяти метрах от меня. Я увидел поднимающийся столб дыма. Сказал себе, что ещё смогу доплыть до яхты, и часть меня хотела этого, ведь даже разваливающаяся яхта казалась опорой в совершенно пустом океане. Палубы по-прежнему светились и манили меня к себе. Но я знал, что судно обречено. Оно начало крениться, как будто прилегло, готовясь к вечному сну.
Я пытался разглядеть, не спустили ли шлюпку, не прыгают ли люди за борт, но ничего не видел из-за бушующих волн. Пытался плыть, но куда направиться? Помню, как мимо проплывали предметы, то, что выбросило с «Галактики», как и меня: диван, картонная коробка и даже бейсболка. Хватая ртом воздух, я вытер глаза от дождевой воды и заметил в нескольких метрах качающийся на волнах лаймово-зелёный чемодан.