Незнакомка с тысячью лиц
Шрифт:
– Да, задержали. Два человека у нас сейчас задержаны. Третьему удалось уйти. Правда, молчат, паразиты, но мы уже выяснили, на кого они работают. И экспертиза установила, что они в подвале что-то отрыли. Ниша там обнаружилась и след от чего-то, предположительно от ящика. Потом точно такой же след на полу нашли наши эксперты. Значит, отыскали что-то, умельцы!
– И молчат?
– И молчат. Адвокаты суетятся, конечно, пытаются их вытащить поскорее, не засветив их хозяина. Но мы и без того знаем, чьи это люди.
– И это, конечно, секрет? – Георгий попытался улыбнуться, но вышел
– Отчего же…
Макаров дернул плечами, протянул руку для прощального рукопожатия. И, прежде чем в его ладонь легла рука Георгия, показавшаяся ему куском льда, проговорил:
– Это Савельев. Геннадий Иванович Савельев. Его люди предположительно нашли клад в подвале Проклятого дома. Пока они молчат, но… но думаю, начнут говорить. А как только они начнут говорить, мы вытрясем из Савельева всю правду. Клад, если он его нашел, принадлежит государству. Ему по закону полагается лишь вознаграждение. Правильно я говорю?
– Совершенно верно.
Губы Георгия едва шевельнулись. Взгляд напоминал взгляд обезумевшего человека.
– А если то, что он нашел, не представляет для государства никакой ценности? – встрепенулся вдруг хозяин дома, обратив свой вопрос в спину уходящего Макарова, тот уже стоял на улице. – Что тогда вы станете делать? Что будет с его находкой?
– Да ничего. Пусть оставит себе, пусть тешится. Но в любом случае за незаконное проникновение и работы в подвале в доме, являющемся муниципальной собственностью, кому-то придется ответить. Всего вам доброго, Георгий Георгиевич. – Макаров помахал ему рукой с мокрой холодной улицы. – И будьте осмотрительнее в подборе персонала…
Силуэт Макарова давно растворился в октябрьской непогоде, а Георгий все еще продолжал стоять у распахнутой двери, глядя невидящими глазами в темноту.
Что это было сейчас? Что, черт побери?
Этот высокий русый симпатяга в самом деле пришел к нему из-за Ивана? Или основной его целью было сообщить новость о находке? О Генкиной находке?
Не-е-ет, не так уж он и умен, этот Виталий Сергеевич, кажется. Он просто размяк от виски и проговорился. И сюда он пришел из-за Ваньки. Наверняка охотники нашли его труп, наверняка откатали пальчики, узнали, что это за чудовище. И каким-то образом стало известно, что Никитин работает на него. Это вопрос, конечно, отдельный. Но не такой важный.
Капитан просто сюда пришел из-за Ваньки. Вызвать в отдел его не могли, слишком велика фигура. Мог и оскорбиться, и начать жаловаться. Нет, мент сюда пришел из-за Ваньки. Точно! Да и сейчас, если честно, его это мало интересовало. Сейчас его интересовал другой вопрос.
– Что же ты нашел, Гена? – выдохнул Георгий, скрипнув зубами. И тут же добавил, возвращая себе утраченное самообладание: – Но что бы ты ни нашел, это должно быть у меня… У меня, Гена…
Он долго бродил по пустым комнатам особняка. Комнату дочери он обошел стороной. Он всегда обходил ее стороной, совершенно не испытывая никаких чувств к этому красивому умному ребенку. Но ему полагался ребенок по статусу, и он его заимел. Как заимел и жену, в которой совершенно не нуждался. И заключил с ней деловое соглашение. Он не лезет в ее дела, она – в его. Но при полном соблюдении приличий. И всех все устраивало. И жили они не счастливо, но пристойно.
Дочь, правда, косилась в его сторону. В последнее время все чаще и чаще. И недобрым был ее взгляд.
– А что ты хочешь, Жорж, – равнодушно дергала плечами жена, когда он задавал ей вопросы. – Она дочь своего отца. Она что-то чувствует в тебе. Какой-то подвох. Какое-то зло. И, возможно, чувствует это в себе. И изумляется…
И он решил, что им лучше жить подальше, и отправил их за границу. Он все равно не испытывал надобности в их присутствии. Никогда.
Георгий остановился у телефонного аппарата, старинного, за который отвалил кучу бабок в Испании. Протянул руку к трубке.
Ведь не будет ничего непристойного в его интересе, так? Два коллекционера созваниваются, говорят, делятся новостями. Что тут предосудительного? Это не станет доказательством чего-то. Так ведь?
Возможно, это и ошибка, так что же? Он и так слишком долго вел себя безукоризненно. Имеет право и на крохотную блажь.
– Да! – Ненавистный Генкин голос прозвучал слишком самоуверенно. – Слушаю!
– Здравствуй, Гена, – вкрадчиво проговорил Георгий. – Слышал, у тебя все хорошо?
– Даже лучше, чем ты можешь себе представить, Жора.
И, кажется, он тихо рассмеялся. Георгий закатил глаза, боясь поймать свое отражение в чем-нибудь. Боясь, что не увидит там привычного облика. Боясь, что внешность его претерпела изменения под натиском бешенства и ненависти, клокотавших внутри.
– Слышал, тебя можно поздравить? – продолжил Георгий. И, подумав, добавил: – Можно поздравить с находкой?
– Да, Жора. Меня можно поздравить. Чего нельзя сказать о тебе! – И теперь уже вполне отчетливо ненавистный толстый карлик рассмеялся. – Я нашел, Жора. Нашел то, что искал ты! И теперь, Жора, тебе конец! Конец тебе, Жора, твоей репутации конец, твоему доброму имени. И семя твое будет осквернено той грязью, что кроется… Тебе конец, Жора, – внезапно прервал свою речь Генка и бросил трубку.
Какое-то время Георгий стоял с закрытыми глазами, с прижатой к уху трубкой. Желание разбить ее о стену было нестерпимым. Но он передумал. Осторожно положил ее на аппарат – он же стоил огромных денег. Распахнул глаза, медленно подошел к зеркалу. Нет, с его внешностью было все в полном порядке. Так же безупречен. Пожалуй, бледнее обычного, но это ерунда.
Он поймал ногтями большого и указательного пальцев седой волосок. Выдернул его, улыбнулся себе и прошептал:
– Это не мне конец, Гена. Ты ошибаешься! Это ты покойник…
Глава 23
– Вы уверены, что это безопасно?! – Осунувшийся за последние два дня Савельев смотрел на Макарова исподлобья. – Вы уверены?!
– Геннадий Иванович, давайте вспомним, – негромко возмутился Макаров, он, между прочим, тоже издергался. – Это было ваше предложение – выманить Георгия из норы! Вы предложили этот план!
– Да, да, да, я!
Савельев начал нарезать круги по кабинету, он уже посчитал, что по периметру кабинета ровно девяносто два его шага.