Незримая
Шрифт:
Я мог бы ответить что-нибудь дерзкое. Ну, например, бюст Эвелины, при всей её худобе, явно выигрывал у этой истеричной доски.
Это вызвало у меня улыбку ещё шире. Да даже в истеричности эта стерва проигрывала Эвелине… Вот та умела мозг вынести.
— Чего улыбаешься?
— Так она жива? — спросил я, кое-как приподнявшись и втащив тело на скользкий камень.
— Конечно, жива, — та поморщилась, — Зачем её убивать?
А вот тут я удивился.
— То есть, вы не собираетесь её убивать? — спросил я, немного даже испугавшись, что выбрал
Звонкий смех Избранницы расколол туманную тишину.
— Зачем убивать воплощение Незримой? Чтобы она переродилась в другую? Нет, она будет гнить там вечно, — девушка опять засмеялась.
Тут я испытал некоторое облегчение. Нет, чернолунники в общей массе своей остаются мне врагами.
— А вот тебя надо убить, — она подняла белый кончик чуть выше, словно нацелившись на меня.
Ну да, ну да. Последнего Привратника в любом случае надо убить, как же я забыл.
Я видел её разъярённые чёрные глаза, но, как назло, на ней тоже были кулоны. И псарэс, и тхэлус. Полновесные камни не позволяли мне нырнуть в разум Избранницы, мой взгляд словно наталкивался на невидимую стену.
Мне даже не верилось, что придётся вот так, по старинке, просто заболтать противника. Ну же, Василий, ты где там?! Соберись уже, поднимай свою Рюревскую задницу!
— Тогда в чём смысл? — я пытался разговорить Избранницу, — Я не понимаю. Царь Красногории, твой перволунник Драгош… Кто злодей-то?
Искорка интереса всё же проклюнулась во взгляде Избранницы. Ну да, она тоже член церкви Чёрной Луны. И так же должна любить читать проповеди.
— Его перволуние Драгош Рюревский пытается сохранить мир таким, какой он есть, — после паузы ответила девушка, — А Царь твой хочет получить силу того мёртвого бога, который заманил Незримую в этот мир. И его не интересует, что станет с миром потом.
В тумане за спиной Эвелины появился отсвет, который стал разгораться в яркое сияние и до боли знакомые колебания оранжевого пламени. Ушей коснулся характерный гул, грудью я ощутил вибрацию, и понял, что, кажется, Василий действительно наконец собрался… И что лучше соскальзывать обратно в тёплую лужу.
Глава 18
Спускающийся
Под водой гул был ещё сильнее и, кажется, я даже услышал визг спалённой заживо Избранницы.
Ну, Василий, ну, жжёный ты псарь… Горячая жидкость вокруг меня очень быстро стала нестерпимым кипятком, и я, заорав от боли, вынырнул наружу и пополз, пытаясь схватиться за скользкий край.
В лицо мне пахнуло нестерпимым жаром, и моя кожа, сползающая лохмотьями, сразу спеклась коркой. Я попытался вдохнуть, но в лёгкие зашёл только раскалённый угарный газ, и перед глазами тут же потемнело.
Если бы я не был псиоником, уже потерял бы сознание. Но тренированный разум из последних сил цеплялся за реальность, блокируя боль. Я — жив! Я — живой…
Я уже ничего не видел опалёнными глазами, слышал только ровный звон, и не сразу понял, что меня схватили за руку и тянут на берег. Когда у тебя
Сквозь звон в ушах прозвучало эхо знакомого голоса… и моё сознание свернулось.
Всего через мгновение, даже не заныривая в «кокон» и не путешествуя ни по каким пустыням, я ощутил себя снова внутри родного и уютного разума Василия.
Ошалев от яркого солнечного света, я зажмурился и немного осмотрелся. Пальцы ещё жгло от струи пламени, которую они выпускали совсем недавно — даже от рукавов, кажется, ещё шёл дымок. Шипя от ожогов, я захлопал по ткани, чтобы потушить тлеющие нити.
Впрочем, в сравнении с тем, что я чувствовал в предыдущем теле, это даже болью нельзя считать.
— Молодец, Василий, — прошептал я сам себе, глядя на обваренного в кипятке Серого Хранителя, лежащего передо мной. Ещё бы пару секунд, и моё сознание точно потухло бы в этом трупе.
Огненный вал, созданный Василием, высушил землю и испарил весь туман вокруг, открыв чистое голубое с редкими облачками. Выглянувшее солнце палило нещадно, заставляя обливаться потом. К невообразимой духоте примешивался и едкий дым — мох на склонах вокруг испепелился, просто превратившись в пепел.
Тело Избранницы выглядело даже хуже, чем тело Хранителя передо мной. В девушку ударило чистое пламя, и по этой обугленной головёшке было трудно догадаться, какой симпатичной она была при жизни.
Вот так положишь сотню мужиков, и даже глаз не дёрнется. Но если это женщина, то приходится стоять на несколько секунд дольше, успокаивая совесть. И ведь знаю, что прав, что спасал жизнь свою и Эвелины… Кстати, чем-то эта Избранница была похожа на Эвелину отдалённо, и от этого на душе было гадко.
У грёбаных капитов, кстати, женщины встречались в армии часто. Помню, с наставником поделился своими мыслями насчёт этого и пожаловался ему, что с усилием нажимаю курок, если вижу женщину в прицеле.
«Главное, что нажимаешь, Зайцев», — с усмешкой ответил тот, — «Потому что человек. Вот когда жалость исчезнет, вот тогда плохо будет…»
«Кому?»
«Ну не армии же! Тебе, Косой, плохо будет. Служба когда-нибудь закончится, а человеком остаться надо».
— Ничего личного, — буркнул я сгоревшему телу, чувствуя, как скребут на душе кошки, — Просто ты оказалась не на той стороне.
Я прошёл мимо. Посох чернолунницы тоже прогорел, и со вздохом я понял, что в радиусе полусотни метров точно не найду целого оружия. Да уж, умеет Василий зажечь, чувствуется Рюревская кровь.
Туман уже клубился вокруг, накатывая волнами и возвращая свою территорию, а я зашагал к тому озерцу, в центре которого так и крутился Красный Вертун. Водоём почти испарился, и мимо меня проскользнул рычащий и недовольный «уголёк» — ему не понравилось, что на выходе из Вертуна он замочил лапы.
Василий спас мне жизнь огненным валом, но выгреб досуха всю накопленную силу. Так что следовало не только запустить рост Красного Вертуна, но и немного подзарядиться.