Незримое рядом
Шрифт:
Одна царапина и сержант падает замертво! Новый рывок и следующего бойца пронзает, как бабочку, золотистый клинок. Руки умирающего тянутся к горлу, к глазам, желая навредить ненавистному, но такому прекрасному существу. Но вот меч покидает тело и жизнь уходит из тела вместе с лезвием.
Ангел убивает их с неторопливой небрежностью, одного за другим. Аура этого существа ослепляет золотом, и такой же свет исходит от меча. Но структура на клинке явно сложнее, чем просто фон силы.
– Не дайте мечу себя коснуться!
– крик Влада пронзает зал.
Бесполезно.
Сколько прошло времени, как ангел распахнул крылья? Десяток секунд, минута? Сколько пуль выпущено в упор перед смертью, сколько проклятий посыпалось на голову ангела вульгарным потоком? Все происходит слишком быстро!
Тишина, оглушающая тишина царит в разрушенном зале. Ангел стоит в середине, словно и не сходил с места. Только кровь стекает с лезвия меча, питая каплями пол. В живых остался... Только Влад. Все мертвы, мясными куклами валяются в зале то тут, то там.
– Ублюдок, - лейтенант стиснул зубы так крепко, что крошится эмаль.
Щелкнул затвор, патроны в магазине кончились. В ответ на оскорбление рывок в лоб, только крылья хлопнули, как парус на древнем корабле.
Клинок легко пронзает одежду и пластины бронежилета, входит по самую рукоять с влажным хрустом. Пальцы Ангела, холеные и белые, крепче сжимаются на узорной рукояти. Но клинок не может покинуть грудь, рука лейтенанта вцепилась в запястье Ангела бульдожьей хваткой, не давая вытащить оружие.
Именно в этот момент Ангел решил заговорить. Голос его подобен журчащему ручью в утреннем лесу, такой свежий и чистый, что заслушаешься, где бы ты не был, и что бы не делал.
– Хм, - с ноткой интереса в голосе, Ангел наклонил голову.
– Не могу прочесть ваши мысли. Видящие, верно? Тем интереснее вас давить.
В голове Влада горит единственная мысль. Если меч покинет тело, я - труп! Одного касания достаточно! Но в груди уже пылает огнем огромная боль, лезвие царапает кости ребер, словно играющий котенок коготками. Солоноватый вкус крови на губах. Автомат выпадает из ослабевших рук, гремит по полу бесполезной игрушкой.
– В чем дело?
– интерес ушел, презрение плещется в золотых глазах.
– Так вцепился в руку, так боишься умереть. Вы, люди, страшитесь неизбежного... Может, хоть ты мне ответишь, смертный. Чего вы так боитесь, глупые создания? Свет примет ваши души.
Ответом лейтенанта стал молодецкий удар кулаком по ненавистному лицу. Но удар перехвачен, прямо перед носом. Ангел проделал это так легко и небрежно, словно выхватил из воздуха опадающий лист. Словно в насмешку, тоже держит руку за запястье, одними кончиками пальцев, но лейтенант ощущает, как сильна хватка, как трещат хрупкие косточки, грозя преломиться подобно сухой соломе.
Ангел не собирается выдергивать меч или ломать руку, он спокойно ждет ответа последнего муравья, что посмел заступить дорогу Высшему Существу.
И он его дожидается. Голос лейтенанта наполнен странной, бесшабашной веселостью, обреченной иронией человека, что знает как умрет и когда умрет. Прямо сейчас.
Влад выплевывает фразу пополам с каплями крови изо рта:
– Человечество не знает страха.
Улыбка Влада полна крови на зубах. Кто еще может похвастаться, что перед смертью простебал настоящего Ангела? Такая тонкая, "для своих", издевка. Прямая указка на тошнотворное высокомерие, как смешон враг, какая легкая слабость, единственная слабость! Достигающее облаков презрение и высокомерие к людям.
А нашлемные камеры все еще пишут, каждый байт информации достигнет нужных глаз и ушей... Разумеется, это существо поняло, что над ним издеваются, но не понимает сути. В конце концов, ангелы не играют в игры, это нелепо...
– Что за чушь, - вздохнул Ангел, вытягивая клинок.
Каждый миллиметр вытягиваемого лезвия тянет за собой саму душу, выжигает жизнь из тела. Презрение в глазах Ангела меняется удивлением, когда слух улавливает тонкий писк, а кулак Влада перед прекрасным ликом разжимается, презентуя на ладони маленькую, но очень необычную серебристую гранату. Тонкий писк достигает пика, щелчок на грани слуха...
Глава двенадцатая. Скорбь победы.
От беготни боль в мышцах ног, икры горят. Темнота лестницы, гремит эхо форменных ботинок от синих стен. Темные ступеньки проносятся под ногами, тяжелое дыхание раздирает легкие, во рту вязкая слюна, которую так хочется сплюнуть.
На плече разрез в ткани, рукав на честном слове держится. Косой разрез и на коже, но под напором Эн кровь уже давно не течет, а рана затягивается на глазах. Под глазом щиплет, заживает синяк, которому уже не суждено превратиться в огромный фингал.
– Сучий потрох, - выдавил на бегу, мельком глянув на цифры между этажами.
Осталось еще пять пролетов до крыши, где сейчас должен быть Том. Чертов ублюдок обрезал тросы и обрушил по шахте два лифта! Хорошо мы в этот момент только в здание забегали! Приходится подниматься пешком, причем одному. Игоря серьезно ранило в живот, лечится внизу, остальные в схватке с Томом не подмога, тоже остались "перекрывать отходы".
Смешно, всем ясно, что если я не уделаю гада, то черта с два его остановят обычные Видящие. Разве что Игорь успеет кишки на место запихать и правильно залечить.
Тридцать два этажа пробежать на такой скорости, это не горсть изюму сожрать. Когда доберусь до него, протащу рожей вниз по всем ступенькам!
Последний пролет, черная дверь с сорванным замком, тянусь к ручке. По нервам стегнуло опасностью, рванулся вбок! В плечо ужалило ударом о стену, и в тот же момент дверь вышибает внутрь!
Грохот двери по ступеням и плавящий брови жар следом.
– Сука, - сплюнул кровь от прикушенного языка.
– И этому где-то научился.
Дверные косяки чадят горелым пластиком, черный дымок вырывается наружу, на крышу. Блин, хочешь не хочешь, а один пень выходить туда надо!