Незримому Собеседнику
Шрифт:
7.30 утра! И ни одной мысли более за час. И не с кем пока поделиться. И время ускользает. И надо написать Другой. Но что сейчас я способен сказать Ей в утреннем своём приветствии, если единственное, чем я занят, с Ней никак не связано? И я собрался ради Тебя.
Я не помню того себя, но так навсегда запомнилась Ты.
Традиционное утреннее приветствие Другой:
День выходной —На выход утренняя нега,Пускай с ТобойВесь день, каким бы по погоде ни былНа сердце солнышко сияет,И музыка звучит под такт шаговОт часа в час, пускай Природа знает,Что день, каким привидится, таков.Я с чувством выполненного долга вновь прислушался к гомону своих эмоций. Проснулась Вика. И я поскакал сообщить новость. Она, кажется, высмеяла меня. В стиле «ничего ты в Женщинах не понимаешь». Я же распылялся. Я сейчас же пойду и напишу письмо! И в 9.02 оно ушло, чтобы в корне изменить моё отношение к моей, а может быть и нашей жизни. И подарить мне того, кого я с любовью взращивал в себе всю сознательную Жизнь. Того, кто пойдет дальше. И это окрыляло как никогда прежде.
Кажется, я пришёл к интересной черте переживаний. А именно, делению впечатлений на два мира. В одном одни Отношения, в другом другие. Одни есть и просто так из них не выскочишь, и они находят отраженье в Творчестве. Другие – сам Творческий процесс. И всё-таки однажды будет только один вариант. Второй. Или надо будет уходить на пенсию. И не будет ничего. Ни дневников, ни утренних стишков. Я никогда ещё не шёл к столь сознательному выбору Себя. Потому что предложение выводит снова, что лучше быть совсем одному и т. п…
Да, и трезветь можно всегда быстро, особенно когда посреди откровенного разговора звучит "ты порывался меня услышать несколько дней назад, вот". Постоянная самооборона. И где-то не в моих Отношениях она может носить иной характер. А самое страшное, что всё равно хочешь огромной отдачи, хотя не получишь от неё необходимого удовлетворения. И это особый рассказ. Новая граница дна. Перелопатит так перелопатит.
Текст новой книги всё усложняется и усложняется. И даже утренние приветствия, как я того ожидал от себя, меняют свою природу и целеполагание. Или возвращают её, когда я писал предконцертные строчки и добрые ночи в дневник, то было наблюдение за собственными ощущениями и состояниями. Оно возвращается. И поскольку меня сейчас крутит, вертит, ломает во всем организме, эта тема в развитии сейчас мне необходима.
И может быть, я не понимаю Женщин вовсе и не могу понять, но я могу понять Рифму, а через Рифму сумею осознанно чувствовать Женщин. Потому как мне сейчас раскрываются весьма интересные красочные картины недавних событий.
Забавно вдруг оказаться нам том же месте, в тот же час, и почувствовать, сколько пройдено дорог, но все они привели в исходную точку. И не сомневаться только в одном, что они были. Они породили другого человека. И другое Одиночество. Одиночество, от которого уже не хочется бежать прочь в поисках Созвучия, потому что именно оно притягивает к тебе тот Голос, и то восприятие Мира, которое ты считаешь своим. Оно больше не внутри тебя, потому что там у тебя уже есть Собеседник.
Глава вторая
Волны
Часть первая
Гавань
Любовь – это испытание, которое нельзя преодолеть. Однако, преодолев себя, свои слабости в этом испытании, мы преодолеваем сам страх перед неизбежностью.
Приглашение
Мы, родившись, не черствели, а тянулись ко всему, жаль, деталей я не помню, но предположить рискну. Выдохнув: «Прощай, Утроба, сыт гармонией с тобой, а теперь я в новой роли, и неведом мне покой. Я иду как разрушитель сформированных надежд, предвкушений и фантазий, без прикрас и без одежд. Вряд ли плоть моя похожа нежной хрупкостью своей, краснотой тончайшей кожи на палитру ожиданий. Но не важно…» «Ура! Здравствуй. Принимай меня скорей, ты, огромный Незнакомец, что познал наверняка суть родства встреч и прощаний!», – это Миру прокричал. Мир услышал в моем крике что-то, видимо, своё, подмигнул, помыл и взвесил, и запеленал в тепло.
Отдых. Отголоски впечатлений в сон прокрались. Родила Боль в муках радость. Принесла разлука встречу. Из смешения ощущений нить сплеталась Бытия. Я смотрю сейчас туда, в естество преобразования расставания в знакомство. И как будто озарён: боль не только есть в потере, в обретенье тоже боль, в радости и грусти боль, боль в приятии, в отвержении, они вместе боль движения, роста боль. Одного нет без другого, а без боли ничего, всё единой служит цели, всё для блага моего.
Объясниться мне позвольте, как же боль творит нам радость, и оправдана ль вполне эта вольность допущения. Такова наша реальность. Радость – яркое явление, потому наверняка и не чувствуем мы боли, что её нам создала, слившись с тенью тех невидимых потерь, что заботливо открыли для улыбки нашей дверь.
А теряли мы сомненья, недоверчивость свою, и предвзятость, и мечту, что нам большего сулила, для другого берегла, но теперь же отступила, «так и надо» говоря. И само открытие двери есть намеренный разрыв, вычитание прошлых связей. Нарастающий восторг занимает весь простор, прибавляя позитива, не считая в негатив, что утратил в этот миг.
Мы в печали обретаем то, что в радости незримо. Потихоньку угасает, что казалось очень милым, блекнет, и на первый план тянутся вольготно тени, позволяя думать нам, что всё глупо и нелепо, что пропало, не вернешь, что от боли сердце рвется, и замены не найдешь для манящего огня из прекрасного вчера. Встаём задом наперед. Спереди нам греет спину солнца луч, иль луч удачи, мы его не пропускаем, созерцаем свою тень и по-прежнему рыдаем.
А вокруг, обыкновенно, не умея замирать, жизнь меняет мизансцены, предлагая не стоять, повернуться для начала, день ушедший не держать, чем бы ни был он наполнен, обратиться в час текущий, чтобы с ним свой темп сверять. Не спешить сказать, послушать, звуки разные впитать, после, чтоб понять оттенки вдумчиво детали уточнять. Выдохнуть и оглянуться. На рассвете нашей жизни, где сливались ночь и утро в переливах сна на явь, суета и наносное к нам не смели прилипать.
Зарок
Не припомню, когда впервые, но однажды это само собой слетело с губ в строчку «у меня контракт с Богом». Возможно, это случилось на почве воспоминаний о том, как я однажды с Ним поспорил шумно, много наговорил вслух того, о чём и молчать неловко. Я настаивал: «Невозможно! Деньги не сыплются с Неба!». На следующий день мой руководитель и попечитель Валера отвел меня на торговую точку овощной станции нашей академии, и я заработал за день столько, сколько зарабатывал кастеляном в общежитии за месяц.