Незваный гость
Шрифт:
Он не хотел. То есть в гостиную ушел послушно, но против возвращения в приют возражал. му грозили порка и карцер. Я слушала страшные истории о подобных случаях, о замученных детях, о пытках и голоде.
– Давай, рыжая, сегодня попрощаемся,ты как знаешь, а я засветло через заставу уйду с крестьянским обозом.
– Погоди в бега пускаться.
– Вышла я, поправляя пояс чистого платья.
– Поживи со мной, пока я задание исполню, там решим, что дальше делать.
– С тобой?!
– Ну должна же я тебя за сохранение денежного саквояжа отблагодарить.
– Тетка твоя меня прогонит.
– Уговорим Захарию Митрофановну, – уверила я.
– Ночевать будешь на софе в моей же спальне, хлопот никаких не доставишь.
Он поломался немного для виду, но я понимала, как ему хочется пожить хоть немного в тепле и чистоте, не промышлять воровством, не бояться насилия. На том и порешили. Мишка оставался отсыпаться за бессонную ночь, возвратившейся Губешкиной должен был отдать мою записочку с пояснениями, я же уходила в город. Ударили по рукам. Вообразивший себя прислугой Михаил занялся приборкой на кухне, я развернула под лампой оттаявший блохинский лист. Был он в мокрых разводах, но чистым, без единой строчки текста. Чародейские очки тайных знаков мне также не открыли. Ничего страшного, просто придется опытного человека для консультации привлечь, а пока отложим. Я спрятала бумагу в сундук под белье, зашнуровала ботильончики, не забыв рассмотреть их сквозь очки на предмет навьих шерстинок, набросила на подсохшие волосы платок и пошла на дело, велев Мишке на улицу не соваться и незнакомым не отпирать. Он бы и не смог, к слову, замок я, открыв его шпилькой из своих гнумских запасов, заперла снаружи.
Полдень давно миновал, день катился к закату и я, рассудив, что пара часов погоды для Ливончика не сделают, спросила у какой-то раскрашенной девицы, где «Храм наслаждений», отправилась в указанном направлении. Бордель был, как все в Крыжовене, вычурно наряден с фасада, с золоченной аршинной вывеской, под ней я простояла минут с несколько, стараясь смеяться не громко. «Храм насладжений!» Умора! В названии были перепутаны местами «ж» и «д».
В расчудесном расположении духа ступила я в чертоги платной любви, втянула ноздрями аромат порока (пот, скисшее шампанское, сигарный дым,туалетная вода «Мадемуазель Жужу» пять копеек за флакончик) и велела девице в передничке и наколке горничной:
– К мадам меня отведи, милая.
– Почивает она, - ответили мне без улыбки, - если на работу наниматься,так обожди. Только не здесь, на кухню ступай.
Бросив взгляд в гостиную, где нетрезвого мужика с бородой лопатой развлекали беседой две таких же «горничных», я улыбнулась еще шире.
– Отчего же на кухне, милая? Здесь обожду, а пока ожидать буду,ты мне книжечку свою санитарную поднеси, желтый билет, хочется взглянуть,когда тебя лекарь в последний раз осматривал. И вы, - я повысила голос, - барышни, билетики давайте, а господин пусть представиться, я его в список занесу.
– Какой еще список? – неожиданным фальцетом испугался бородач.
– Список посетителей богопротивных заведений для Общества жен и матерей Берендийской империи, - ответила я значительно.
– Мы, жены и матери Отечества, крайне обеспокоены…
Мужик полез под стол.
– … как душевным так и телесным здоровьем наших сынов, а также отцов и супругов, братьев и…
Тут я поняла, что с пафосом перебарщиваю, но закончила на торжественной ноте:
– И дедов!
Представление цели достигло, меня немедленно потащили вверх по лесенке на второй этаж и постучали негромко в полированные золоченные двери:
– Кто там еще?
– Раздалось после повторного стука и долгой паузы.
– Клавка,ты?
Отодвинув плечом «горничную», я вошла в полутемную душную спальню и закрыла за собой дверь, чтоб Клавка не мешалась .
Мадам было за тридцать, даже ближе к сорока, но к красивым сорока, холеным. Она только встала с постели, сквозь кружево пеньюара просматривались высокие груди, мускулистые плечи и плоский живот бабы ни разу не рожавшей.
– Что за одна? – зевнула мадам, рот не прикрывая.
– За какой надобностью? Это ты там про желтые билеты орала, не приснилось мне? Так девки мои все чистые, по закону каждые две недели на предмет болезней срамных осмотренные.
Представившись столичной газетчицей, я покаялась:
– Простите мне это маленькое представление, госпожа…любезная хозяйка.
– «Чижик-пыжик»? – переспросила она.
– Знаю. Регулярно из Мокошь-града заказываю. Только вот никаких Поповичей там не написано.
– Я же барышня, разумеется, приходится творить под псевдонимом.– развязно подмигнув, я исполнила мужской поклон.
– Алан Легкоперый к услугам вашим.
С означенным господином знакома я была шапочно и посредством чтения его тухловатых сплетен, выдаваемых за журналистику. Он мне не нравился, что так, что эдак. Мадам же всплеснула руками:
– Легкоперый! Я ваша поклонница! Расскажите же, чем закончилось дело у князя К. с барышнею А., заметки на самом интересном месте прервались . Они поженились?
– Разумеется, - раскрыла я тайну, не углубляясь, впрочем, в подробности, что не друг на друге. – Любовь сломала все преграды.
– Как хорошо, - умилилась хозяйка. – Да вы присаживайтесь, госпожа… Евангелина Романовна. Что же теперь про Крыжовень в вашем издании пропечатаете? Чудесно! Обязательно заметку вырежу, в рамку на стену повешу. А, может, вы мне подпишете на память,чтоб совсем солидно получилось?
Заверив, что всенепременно, я приступила к допросу. Звали ее Марией Степановной Мишкиной, в миру – мадам Мими, была она мещанка, вдова и постоянная любовница кого-то из немалых местных чиновников. Эту тему я не ковыряла, чтоб не спугнуть, записывала быстро в блокнотике, не забывая заинтересованно кивать.
Вдова. В семнадцать лет вдова. Что ей еще оставалось, если денег нет, родни нет, а жить дальше хочется? Вот и пришлось единственное, что было, в оборот пустить. Да, она с самых низов начинала, фонарщицей. Так называли тех девиц, что поджидают клиентов на улице. Под котом ходила,тот по обычаю сутенерскому ее поколачивал, приятелям в аренду сдавал, все деньги отнимал до грошика. А потом как по волшебству черная полоса закончилась . Сереженьку ей бог послал.
Я записала: «Сергей». История бандерши меня особо не интересовала, ну то есть, страшно на самом деле, что одинокая женщина в современном мире не может себя иначе прокормить, страшно и гадко,и делать с этим что-то надо, просвещать, учить, рабочие места организовывать, но сейчас я сильных чувств не испытывала, давала собеседнице выговориться, чтоб перейти к теме визита.
Бог послал ей Сереженьку, а кота, наоборот, прибрал, зарезали мучителя в пьяной драке, а того сутенера, что на нее права наследства заявил, нашли в Крыже, когда лед сошел, да таким от воды распухшим, что только по фиксам золотым опознали. Сереженька денег дал, обустроиться помог и по сей час заботами не оставляет.