Незваный гость
Шрифт:
Каково же было мое удивление, когда за обедом обнаружила среди пассажиров первого класса давешнего драчуна, правда без тросточки и пальто, занявшего столик на одного через проход от меня. Глаза у него были карими и злыми, а неслышное бормотание, коим он сопроводил свой взгляд, полезная Жужа определила как «рыжая идиотка».
Я отвернулась. От идиота слышу! К сожалению, прощальный банкет прошел для меня впустую. Компания Бобруйского веселилась напропалую,то есть пьянствовала и вела сальные разговоры. Купец сулил веселой Дуське ангажемент, мужу ее снисходительному – должность директора театра, Чикову – чиновничьи выгоды, неклюду-музыканту – табун арлейских рысаков. Когда начались танцы, Хрущ вразвалочку подошел к соседнему столику.
– Господин Волков, - протянул он достаточно громко.
– Какие люди! К нам в Крыжовень по служебной надобности, Григорий Ильич?
Коммивояжер ответил вопросом:
– А вы, сударь, хозяина дождались?
Прозвучало довольно презрительно, но Хрущ не обиделся:
– Хотите, представлю? Вдруг Гаврила Степанович карьере поспособствует?
– Хочу! – сказал Волков весело.
– Уж будьте любезны.
И, поднявшись, отправился к купеческому столу. Я посмотрела ему в cпину, сюртук шит у хорошего портного, на ворот сзади спадают каштановые кудри. Кареглазый шатен – мечта уездной барышни.
Как представляли Волкова я не слышала , Жужа пробасила слова Бобруйского:
– Из молодых да ранний…Люблю…
Новый знакомец уселся подле хозяина, не чинясь выпил, закусил, отвесил комплимент пьяненькой Дульсинее. В проходе между столами плясал Хрущ с официанткой. Я решила что с меня довольно и ушла в купе.
В снежный занос мы не попали. Сенька заглянул за полчаса до прибытия, я вернула ему библиотечные книги, приложив поверх романчика рублевую ассигнацию:
– В Мокошь-град возвратишься, черкни на имя господина Зорина в чародейский приказ, что-де барышня Попович в Крыжовень добралась без приключений.
– Будет исполнено, - обещал парень, скорчив мину крайней таинственности.
Станция была конечной, поезд после отправлялся в депо и через ночь возвращался на обратный маршрут. Поэтому выходить я не спешила, дождалась, пока схлынет толпа, кликнула с перрона носильщика, попрощалась с Сеней.
– До свидания, Евангелина Романовна, - поклонился он чуть не до земли, - обратно поедете, всенепременно в мой вагон билет возьмите.
– Ох нескоро это будет, - улыбнулась я, - а понравится здесь житье у тетушки под боком, так и жить останусь.
– Передавайте тетушке наше нижайшее почтение.
– Парень мне подмигнул.
Вокзал Крыжовеня был раза в четыре меньше, чем у Змеевичей, уездной столицы. Был он добротно-кирпичным, но состоял лишь из одной просторной шатровой залы, насквозь продуваемой ветрами. От арочного входа, пpидерживаемого белоснежными колоннами, спускались к площади мраморные ступеньки. Перфектно! Они бы еще ледяной каток в этом месте залили. Мрамор хищно блестел в фонарном свете, суля ушибы с переломами каждому, кто рискнет на него ступить. Извозчиков на площади не наблюдалось, то есть во множественном числе. Сани были одни,и за них сейчас шла форменная баталия.
– Кузьма сызнова театру себе разыгрывает, - сплюнул на ступени носильщик, слюна моментально замерзла.
– Давайте-ка, барышня, с того вон боку выйдем.
С «того вон боку» от лестничной площадки отходили дощатые мостки, оказавшиеся вовсе не скользкими, а площадь заканчивалась глухой кирпичной стеной. На расчищенном от снега пятачке под фонарем обильно чернели лошадиные кучи. Я положила руку на рукоять револьвера, спрятанного в муфте. Выхватить не успею, стрелять, если что, придется сквозь мех.
– В лучшем виде все устроим, барышня, – пообещал носильщик, как мне показалось, зловеще, и поставил сундук прямо в льдисто хрустнувший навоз.
Донесся звон колокольцев и визгливый лай,из-за угла показалась тройка, запряженная в сани, заложила вираж и скрылась, за ней маневр повторила еще одна и еще. Я рассмотрела купца Бобруйского, его клевретов, каких-то закутанных в меха дам. Семейство Гаврилы Степаныча воспользовалось личным транспортом. Четвертые сани были однолошадными, без перезвона,и, кроме возницы, в них никого не было.
— Ну вот, барышня, – носильщик вытянув руку, поклонился, - все в лучшем виде.
Я выпустила револьвер и достала из муфты денежку за услугу, подумала и прибавила полтинничек сверх.
– Благодарствую.
И мужик испарился, передавая заботу о моем багаже в другие руки.
– убешкина?
– переспросил бородатый извозчик, подтаскивая сундук к багажной полке. – адалка которая? Конечно, знаю. Это нам на Архиерейскую улицу надобно.
– Архиерей у вас обитает?
Ответа я не получила, по мосткам гулко затопотали и к саням ринулся господин Волков, размахивая тростью, в другой руке болтался саквояж.
– Вдвое плачу, поехали.
– Простите, – заступила я дорогу, – пассажир уже здесь.
Тросточка описала дугу, не успей я отклониться, она ткнула бы меня точно в солнечное сплетение.
– После, барышня, обождете. Я спешу!
– Багаж крепи, - велела я вознице, а нахалу веско cказала.
– Подождете как раз вы.
Он словам не внял, размашисто шагнул, намереваясь столкнуть меня в сугроб, я ушла с линии движения и поставила подножку. Волков рухнул лицом вниз.
– Это вас бог наказал, - сказала я карамельно, а после деловито кучеру.
– Поехали, любезный, я тоже спешу.
Голень ожгло болью, лежащий хлестнул мне тростью по ногам. Я даже не вздрогнула, не разломала деревяшку, чтоб засунуть ее по очереди в разные отверстия поверженного соперника. Как говаривал мой достойный учитель Ямота-сан : «Истинного самурая отличает снисходительность». Поэтому я молча села в сани, расправила на коленях меховой полог и велела трогать.
Захария Митрофановна обитала в деревянном домике с палисадом и оказалась именно такой, как я себе представляла по рассказам приказного секретаря. Представляла Губешкина неклюдку, куталась в цветастую шаль, звенела браслетами,играла черными очами и крашенными в вороново крыло локонами. И чучело нетопыря имелось заместо потолочной люстры. А еще в доме проживала прислуга лет пятнадцати на вид по имени Дуняша, устроившая, несмотря на юный возраст,такой обстрел глазами моему извозчику, что мужик все не хотел уходить.