Нф-100: Геня, Петра, Лолита и Лилит
Шрифт:
Руслан не верил, что в ту страшную ночь его родители погибли. В его отрывистых воспоминаниях это была кровавая темень, озаренная жестокими всполохами огня и разорванная резкими, как треск пастушьего кнута, выстрелами бешеных джигитов на брызжущих пеной вздыбленных лошадях.
Ему тогда было четыре годика, а Шейле всего два. Позже бессонными ночами в их первом детском доме он пытался вызвать в памяти образ отца, но перед глазами постоянно вспыхивали злые лица бородатых мужчин в бараньих папахах, а в ушах звучали женские крики о помощи.
Старого
Дедушка записал сирот в ближайшем детском доме под одной фамилией как брата и сестру и ушел в никуда и навсегда.
Изредка в памяти всплывал образ молодой горянки, которая угощала их с Шейлой собранными в горах сладкими ягодами. Но была ли это их мама или кто-то из родни, Руслан не мог вспомнить, потому что в их доме всегда было много женщин, молодых и старых. Женские образы в строгих черных платочках перемешивались в памяти и разобраться, кто из них был бабушкой, а кто тёткой, Руслан не мог.
Его часто спрашивала о маме и Шейла, которая первые годы их скитаний постоянно просилась домой. Но где он, этот дом, Руслан даже сейчас, в свои двадцать лет, не мог сказать. Вместо гор поезда уносили их всё дальше и дальше в глубь холодной и неприютной страны.
Надолго и, как казалось Руслану, навсегда, они остановились только в доме бабушки Ирги, одиноко доживавшей свой век в избушке на самом краю маленького сибирского поселения. Старушка даже всплакнула, увидев двух оголодавших и оборванных сироток, попросившихся на ночлег.
Именно она уговорила Руслана остаться, показывая кривым, коричневым от табака пальцем, на Шейлу, и доказывая, что в первую очередь им надо закончить школу, а уж потом разыскивать родственников.
Годы учёбы пролетели быстро и незаметно. Длинными зимними вечерами Руслан рассказывал старушке и быстро растущей Шейле все свои крохотные воспоминания о жизни в горном ауле, о нападении бандитов на их дом и путешествиях по стране. Он пытался и сестре передать свою веру в то, что родители живы и надежду скоро их найти. Шейла слушала, поглядывая на него блестящими, полными слез глазами.
Похоронив бабушку Иргу, Руслан после школы, как и все мужчины в посёлке, стал промышлять охотой. Острый глаз джигита и твёрдая рука горца быстро принесли ему славу лучшего охотника на белку и соболя. Девушки стали заглядываться на стройного красавца, но Руслан дал себе зарок даже не смотреть в их сторону, пока Шейла не закончит школу и не станет на ноги.
Руслан слушал томные вздохи просыпающейся реки, обняв теплый ствол раскидистой ивы, которая, как влюбленная девушка, прикрывала его от всего мира длинными косами зеленых ветвей.
Неожиданно послышались лёгкие шаги бегущей к реке Шейлы и её мелодичный голосок, напевающий весёлую песенку. Девушка размахивала кувшином, легко и грациозно, как лань, скользя по весеннему лугу в сторону воды. Руслан невольно залюбовался её стройным станом, гордым профилем и лёгкой походкой. Шейла как будто плыла по зеленому шелковистому морю травы, взмахами рук и развевающимся белым платьем напоминая взлетающую лебёдушку.
Поймав себя на любовании юношескими формами сестры, Руслан приложил холодные ладони к щекам, чтобы охладить невольный жар любви.
Он вздохнул, как и всегда, когда сравнивал красавицу Шейлу с другими поселковыми девушками. "Эх, ну почему так? Почему девушка, которая нравится мне больше всех, оказалась сестрой?" - Руслан отгонял от себя грешные мысли и пытался убедить себя, что еще встретит девушку, которую полюбит больше, чем сестренку. А свою любовь к девушке объяснял себе родственными чувствами.
Вот и сейчас он нежным взглядом следил за бегущей к воде шаловливой козочкой. Что будет дальше, Руслан уже знал. Окинув быстрым взглядом пустынный берег, Шейла сбросила одежду и прыгнула на плоский камень, слегка выступающий из воды. Она подняла полный прозрачной влаги кувшин над головой и на мгновение скрылась под водопадом сверкающих капель. Повторив несколько раз это омовение божественной красоты, Шейла сладко потянулась, протянув порозовевшие руки в сторону восходящего солнца.
Этот вид обнаженной девы, как бы вымаливающей у богов кусочек девичьего счастья, был достоин кисти великого художника и пера великого поэта. Но пока этой неземной красотой любовался только Руслан.
Он еще раз охладил ладонями вспыхнувшие щеки и грустно посмотрел вслед растворяющемуся в утреннем мареве цветущего луга миражное видение, олицетворение любви и счастья.
Руслан устало прикрыл глаза и ещё крепче обнял стан ивы, стыдливо и нежно касающейся его пылающего лица гибкими дрожащими веточками. Ему вдруг показалось, что в невнятное бормотание речных струй вплетается тихий женский голос.
"Грех, грех, грех", - шептала река. "Любовь, любовь, любовь", - нежным колокольчиком позванивал чей-то голос, как бы пытаясь перебить стыдные уговоры хладного потока.
Руслан вздрогнул и, открыв глаза, осмотрелся. Ему почудилось, что на другом берегу реки слегка качнулись ветки камыша. Но тут же, успокоив его воображение, оттуда вылетела и звонко зацвиркала небольшая серенькая птичка.
Парень встал и поднялся на пригорок, чтобы лучше осмотреть противоположный берег. Но утреннюю тишину нарушал только мерный звон монастырских колоколов, сзывающий послушников на молитву.
Через неделю Руслан снова услышал сквозь тихий утренний говор реки нежный девичий шепот.
Сначала это были признания в любви, а потом девичий голосок под мелодию звонких струй затянул незнакомую, щемящую душу молитву.
На этот раз, чтобы снять мистические сомнения, парень разделся и поплыл на другой берег. К его изумлению камыши зашевелились и раздался плеск воды. Когда он раздвинул заросли, то увидел убегающую по лугу юную монашку, которая, подобрав длинные полы одеяния, со всех ног неслась к пробуждающемуся под переливчатый звон колоколов монастырю.