Нф-100: Приключения метеоролога
Шрифт:
Степан Матвеич погладил бороду и потянулся к четверти за очередной порцией. Мне стало немного жалко монстеру. Аккуратно наполнив оба стопарика и отхлебнув от своего половину, старик продолжил рассказ:
– Что с ними дальше было, никто не знает. А хозяйство захирело. Поля заросли травой. И то сказать, кто ж в колхозе ломаться будет за здорово живешь без начальственного догляда, а начальник на хутор не набегается? Вскоре там стал кордон и поселился в нем лесник местный, Семенычем его звали. По имени, вроде - Пётр, а фамилию уже и не помню... С семьей поселился. И вот в тридцать первом в январскую стужу постучался ночью в ворота странник. Обогреться просил, но Семеныч
– И что дальше?
– А дальше: лесника этого, который - Семёныч, в чаще медведь заломал, недели не прошло с той ночи. Баба его с детишками в деревню к матери вернулась. А на кордоне весной новый лесник поселился. Молодой парень, неженатый. Да только и он недолго там хозяйничал. Следующей зимой в сарае повесился. Третий через год в пургу заблудился, его потом весной в полуверсте от дома нашли. Четвертый в проруби утоп. Когда я в тридцать пятом годе на должность здешнюю определился, мне местные всю эту историю и рассказали. Ну, я к начальству. В деревне, говорю, строиться хочу или увольняйте к такой-то матери! Мне материалы кой-какие подкинули, лес свой, за лето построился. Вот ты говоришь: атеист, ни во что сверхъестественное не веришь, а что об этом деле думаешь? У нас говорят - проклятие вековое на том доме лежит...
Дед внимательно посмотрел чуть в сторону от меня. Да, подслеповат старичок. Чуть сгустились сумерки, он уже и не видит ничего.
– Что думаю о чем? Об истории этой или вообще?
– Об истории, ну и вообще... А о чем ещё?
– Степан Матвеевич кивнул на бутыль.
– Тебе еще плеснуть кумышки?
– Нет, спасибо. А об истории я думаю, что все может быть, но, скорее всего, у последнего хуторянина крыша от горя съехала, и стал он всех новых жильцов крошить по очереди. Зимой и человека легче убить, и следы заметать сподручнее. Отец его, похоже, у местных авторитетом пользовался, так что их симпатии были в основном на стороне мстителя. А может, и правда - проклятие. Но для того, чтобы в него поверить, нужно отработать все остальные версии...
– Ну, а вообще?
– А вообще я думаю, что вы сами из семьи таких же репрессированных, только из других мест, скорее всего из-под Казани или из-за Урала, что вы не русский и не Степан Матвеевич, больше похоже на то, что из крещеных татар, но здесь я не уверен.
Старик подобрался и посуровел лицом.
– Так ты из этих, из ГПУшников? За Исакичем следить приставлен!?
– Успокойтесь, таких как я, в милицию не берут, а в более серьезные структуры и подавно.
– Что, предки подкачали, не за тех воевали в Гражданскую?
– Да нет, дед в Красной Гвардии начинал в отряде Блюхера. Да и дальше все с анкетами было в порядке, просто для юридического факультета направление нужно получать от соответствующих структур, а мне в эти самые структуры обращаться не хотелось. Вроде как, одалживаться у них. Потом ведь за милость эту отслуживать придется. А я просто Конан Дойла начитался и хотел помогать хорошим людям в борьбе с бандитами. Потом решил стать военным, оказалось, что по здоровью не прохожу. Ну, вот так и попал на геофак. А хочу ли я этой наукой заниматься или нет, так до сих пор и не понял. Просто гонит меня течением, а я и не сопротивляюсь.
И зачем я ему всё это говорю? Сначала
– А ты не бери в голову, студент, лучше вливай!
– Матвеич снова откинулся не спинку стула, и хитро прищурился.
– А как, если не секрет, и на чем ты меня расколол?
– Ну, это было несложно. Во-первых, в легенде на протяжении всего рассказа проскальзывало сочувствие к страннику, хотя он, вероятнее всего, убийца. Во-вторых, только человек, считающий такую месть справедливой, будет строить дом в деревне, вместо того чтобы ставить капканы и спускать на ночь собак. В-третьих, на родине, в Сибири, я много историй слышал о том, как скрывались люди от властей, куда бежали и где устраивались. В-четвертых, человек вы по повадкам деревенский, а русский язык у вас городской... И последнее, самогон ваша хозяйка называет самопалом, как и вся деревня, а вы - кумышкой. Казанские татары и крящены так его кличут. Может, зелье это и ещё где-нибудь тем же манером величают, но лично мне только там это слово слышать доводилось.
Я уже и не рад был, что полез к старику со своей дурацкой логикой. Ну, покивал бы головой сочувственно, развёл руками и вся недолга... Тоже мне, Шерлок Холмс кумышкинского разлива! И откуда дурь эта ко мне проблудилась? Уж не от Обаламуса ли? Это же он с утра до ночи по библиотекам шастал, книги и журналы глотая, как утка зёрнышки. Всё закономерности какие-то искал, выводы делать пытался. Как он там сейчас без меня?
14.
Четверть, заполненную кумышкой, я держал прямо перед собой, словно победный трофей, и медленно двигался по освещенной луной дороге. Дорога плыла и шаталась, а ещё она все время пыталась взбрыкивать, но я упорно продвигался вперёд. Ну, и зачем, скажите на милость, я так нализался? А главное - когда успел? Загадка... Помню только, что в какой-то момент перестал делиться с монстерой, принялся пить по-честному... И вот результат! Где нахожусь - представляю смутно. Как сюда попал - догадаюсь, когда протрезвею. А идти к стоянке нужно сейчас... Провал...
Я сижу за столом в лагере. Передо мной четверть. Значит, тогда, на дороге, она все-таки не разбилась. Встаю. Подхожу к палатке. Поднимаю полог... Провал...
Когда я в первый раз по-настоящему пришел в чувство, "сушь в Больших Бодунах стояла неимоверная". Я выполз из палатки на предрассветный холод, подошел к столу, на котором кто-то предусмотрительно оставил трехлитровый стальной котелок с ледяной водой, и отпил из него почти половину. В голове снова зашумело, перед глазами поплыли круги...
Я опять забрался в палатку... Провал...
Второй раз проснулся, когда уже совсем рассвело. Экспедиционный люд пробудился, позавтракал и разбежался по делам. За столом сидели только Михельсон и Лущенко. Гена читал "Наследника из Калькутты", Алексей Исаакович просматривал бумаги. Заметив меня, начальник экспедиции снял со стоящей рядом тарелки салфетку и сказал:
– Мы тебя на завтрак будить не стали, ешь. Кстати, Матвеич лодку утром не забрал - небывалый случай! Старого греховодника до тебя даже Христофорыч перепить пытался, но не смог. Талант! А с виду нипочем не подумаешь!.. Ты вот что, когда позавтракаешь, в речке искупайся, а потом еще поспи, так быстрей полегчает. Только один не ходи, пусть Геннадий с тобой прогуляется. И не заплывай там далеко. А то мало ли...