Нф-100: Приключения метеоролога
Шрифт:
Многие, подходя к баррикаде, говорят, что принесли деньги на нужды обороны. Этих мы направляем к столику, за которым идёт запись в следующие сотни защитников. Там рядом, у трибуны, ближайший ящик для сбора пожертвований.
12.
Постепенно народу на площади становится всё меньше. Ближе к ночи - не больше семи тысяч. Наша сотня тоже поредела. От неё к полуночи
– Как думаешь, Саша, нас завтра днём отпустят покемарить часов несколько? А то больше двух суток без сна мне не выдержать.
– Спросил сосед по баррикаде, тот самый, со стальными зубами.
– Да не волнуйся, Коля, мы завтра днём на две смены разделимся, одна утром спать уедет, вторая после обеда. Так, командир?
– я перевёл взгляд на сотника.
– Конечно, разделимся.
– Ответил он.
– Это ты хорошо придумал!
– А нас обратно на баррикаду пропустят?
Мы с сотником дружно улыбнулись. Николай боится, что на входе документы попросят предъявить, а у него всех бумаг - справка об освобождении. Не успел её на паспорт обменять. Вчера только вернулся, пошёл по городу гулять, на митинг попал случайно. Послушал и остался.
– Надо будет утром договориться, как и где проходить через оцепление, если его выставят, - подал голос Василий Степаныч, подтянутый и седовласый ветеран войны, с наградными колодками на потёртом пиджаке.
Мы согласно закивали головами. Тема была закрыта. Народ перешёл на анекдоты, а я постарался максимально сосредоточиться на своих внутренних делах - смещении вероятностей. Если об этом забыть, может произойти отскок в обратную сторону.
Через полчаса к нашей баррикаде подошли трое серьёзных молодых людей с повязками. Судя по тому, как рванулся к ним навстречу наш сотник, большое начальство из штаба пожаловало. Выслушав указания, он созвал нас на собрание и задал вопрос:
– Офицеры в сотне есть?
– Какие?
– отвечаю я ему вопросом на вопрос.
– У нас в стране каждый инженер - офицера запаса.
– Нет, нужны те, кто в армии служил!
– отвечает один из руководящей троицы.
– Ну, я в армии офицером был, - отвечаю.
– А что нужно-то?
Больше из нашей сотни никто не откликнулся.
– Имя, фамилия, звание?
– спрашивает другой представитель штаба, вытаскивая из карманов блокнот и ручку.
– Александр Серов. Старший лейтенант.
– Сейчас решается вопрос об образовании национальной гвардии. Вы сможете сформировать роту? Что вам для этого надо?
– Да, могу. Нужны люди, оружие и три месяца времени. Это - если по минимуму.
– А завтра к утру сможете?
– К утру можно сформировать толпу мужиков с автоматами. И толку от неё будет ещё меньше, чем от безоружной.
Руководящая троица одарила меня презрительными усмешками и удалилась, не прощаясь. Обиделись. Ну и хрен с ними! Не хотят правду слушать - их проблемы...
Зато Василий Степанович, улучив момент, когда мы остались одни, как бы мимоходом спросил:
– Что думаешь о нашей позиции, старлей?
– Василий Степанович, называйте меня лучше по имени. О баррикаде думаю, то же, что и вы: как декорация к фильму она бесподобна. А что в бою бесполезна, так ведь и мы для него не годимся. Не мы с вами лично, а подразделение в целом. Значит, и от хорошей баррикады толку не будет. А вы что не пошли в руководство? Глядишь, к вечеру бы до полковника дослужились.
– А я войну сержантом закончил. И вот что я тебе скажу. Этой ночью нас вряд ли потревожат. Будут ждать, что сами разойдёмся. А вот к следующей - не мешает подготовиться. Ты присматривай, не будет ли возможности пару ящиков картонных под баррикадой заначить. Поллитровки из-под лимонада в них складывать начнём. Я завтра канистрочку с бензином притащу. Она на пять литров всего, в сумке протащить можно. Снарядим с десяток бутыльментов. Ну, а ты принеси плёнку полиэтиленовую, ножницы... А ещё - ветошь или поролон на фитили. Нужно снарядить так, чтобы запаха не было. Чтобы оставалось только порвать плёнку и поджечь фитиль. Если заваруха начнётся, ты пару штук перебросишь через баррикаду, и уводите с сотником людей, чтобы их вояки дуриком не покрошили. А я прикрою. Мне уж и так к бабке своей отправляться пора.
Он выразительно приподнял большой палец к небу.
– Только языком зазря не трепи, - немного подумав, добавил ветеран.
– А то уже сейчас каждые полчаса по динамику вещают, что мы должны оказывать невооружённое сопротивление! Если возникнет угроза штурма, таких как мы сразу анафеме предадут.
– Почему вы так думаете?
– Проходил уже в 41-ом: "На провокации не поддаваться. Огня не открывать..."
– Думаете, в этот раз так же будет?
– Саша, а вот как ты считаешь: наш Кобец[92] жить хочет?
– Разумеется!
– Тогда он постарается не только Ельцину угодить, но коллег-генералов сверх меры злить не станет. Если он призовёт к вооружённому сопротивлению, позволит нам защищаться всеми средствами... Его, в случае чего, первым к стенке поставят. Ещё раньше, чем Ельцына! А так, только посадят лет на несколько...
– Василий Степанович пожал плечами, а затем поднял на меня глаза и чуть понизил голос.
– Это в наступлении нужно строго выполнять приказы начальства. А в обороне каждый думает своей головой. Ну, что скажешь? Мы в доле? Или мне другого напарника искать?
– Да нет. Я согласен. Бензин ваш. Фитили за мной.
13.
После ухода руководящей тройки нас больше не беспокоили. Народ травил байки и анекдоты. А я сидел и думал: что привело меня на эти бетонные плиты? Если бы не встреча с Обаламусом, получил бы распределение в какой-нибудь НИИ по специальности и жил сейчас вдалеке от этих событий. Это ведь тогда я впервые стал выгребать против течения, да так и не смог остановиться.