НФ: Альманах научной фантастики 35 (1991)
Шрифт:
— Нет, — отвечает Дайра и снова наклоняется к файтингу. — Продолжайте.
— Это вы не мне, — уточняет Мальбейер. Дайра отрицательно мотает головой (тише!) и поднимает указательный палец
— Тут женщина одна, — слышится в наушниках. — Триста пятый, говорит, провожала. Кинстер, похоже, туда садился.
— Она что, по фотографии узнала?
— Нет. Разве узнаешь? Странный, говорит, тип. Нервный такой. И длинный. Мужчина.
— Какой, говоришь, рейс?
— Триста пятый. На Рамс.
— Ага, так.
И Дайра замирает и уже ничего не может. Мальбейер, причудливо
— Список пассажиров. Срочно! — говорит Дайра. Не понимают. Не понимают!
— Триста пятого рейса список!
— Какой список, вы что? Давно уже никаких списков не ведем, — говорит один из диспетчеров. У него лицо как натруженная ладонь. Остальные молчат. Дайра морщится и тихонько стонет, словно с досады. Смотрят. — Как карантин кончился, с тех пор и не ведем.
— Кто приказал? Молчание.
— В чем дело? — спрашивает Мальбейер, а глаза у него горят, он все понял, однако спрашивает зачем? Ришелье или Рашелье, как правильно? Сколько блеска вокруг, как все-таки много красоты вкладывают в приборы, надо дело делать, надо дело делать, он там сидит у окна, а через несколько кресел, спрятав под вуал… скорее, узнать, что?!
— Свяжитесь с триста пятым. Когда у них связь. Скорее Дайра говорит, обращаясь ко всем, словно помощи просит, нет, требует, нет, вымогает.
Диспетчер с натруженным лицом заглядывает в свои бумажки и глухо отвечает:
— Связь через двадцать минут. Вызвать вне графика?
— Да. Нет. Испугаются. Еще паника начнется. Подождем.
Ну, где ж эта баба?
Что-то бормочет файтинг, и Дайра отвечает что-то, сам толком и не знает что, но, видно, все правильно говорит, потому что никто не удивляется и не переспрашивает. Мальбейер, наклонившись вперед, с хищным лицом мечется по диспетчерской, и ничего нельзя сделать, подождал бы денек, ну опоздал бы к занятиям, господи, зачем же я его гнал-то… или не Ифигения там была?… зачем же так старался избавиться, полицейские, застывшие в оцеплении, оцепеневшие в оцеплении, оцеплявшие в оцеплении — импаты нужны, чтобы жили скафы, скафы нужны, чтобы умирали импаты, банально, аксиома, а где теорема?…на всех посадочных площадках маршрута.
— Что? — переспрашивает Дайра.
— Я говорю, друг капитан, — повторяет Мальбейер, — надо бы распорядиться, чтобы их ждали на всех посадочных площадках маршрута.
Пока Дайра отдает нужные приказания, вводят женщину. Дама средних лет, в прошлом шикарная, модное лицо, но от него уже мало помощи, все в прошлом.
Скаф, который ее привел, с видимым наслаждением откидывает вуалетку.
— Вот она. Та, что Кинстера видела.
Дама вертит в руках микроскопическую сумочку. Суетливо кивает в подтверждение. На ней изящный шлемвуал «Молодежный», вуалетка прозрачная, коричневого цвета.
— Вы можете снять свой шлем, — говорит Дайра. Он терпеть не может разговаривать с женщинами в шлемвуалах. Со смерти жены. Нервное. Дама мнется и говорит: «Боюсь».
— Можете не бояться. Здесь находятся только те, кто прошел проверку. Снимайте, снимайте.
Он смотрит на скафа, который ее привел, и спрашивает взглядом, прошла ли проверку она.
— Первым делом, — говорит скаф. — Не надо ждать! — неожиданно для себя взрывается Дайра. — Связывайтесь! Связывайтесь!
— Триста пятый, — говорит второй диспетчер, и все поворачиваются к нему. — Триста пятый, подтвердите связь.
— Но вы уверены, что я не заболею? — спрашивает дама.
— Конечно, — отвечает Мальбейер, сама любезность. — Она просто не посмеет вас тронуть.
— Кто?
— Триста пятый, слышу вас хорошо! Пять, девять, девять
— Болезнь, — говорит даме Мальбейер, а та кисло улыбается. Не верит. И не может не верить.
— Триста пятый, как у вас там?
— Э-э-э, дорогой друг, — обращается Мальбейер к диспетчеру с натруженным лицом (тот сидит рядом с проводящим связь, сидит замерев, чуть голову повернув к другу, спина напряжена, веки набрякли), — Нельзя ли сделать так, чтобы и мы слышали?
В следующую секунду зал наполняется смутным ревом и шипением.
— …Идем по курсу. Только что прошли Сьен Бёф. А кто на связи? Голос что-то не узнаю.
— Я, Леон, — отвечает диспетчер.
— Привет, Леон. Не узнал тебя. Счастливым будешь. Слушай, что за суматоха там началась, когда мы взлетали?
Леон поворачивается и смотрит на Дайру. Тот закрывает глаза и отрицательно качает головой.
— Все в порядке, — говорит Леон. — Недоразумение. Все в порядке.
Но голос его выдает немного.
— Значит, все хорошо?
— Хорошо. Все хорошо. Следующая связь в тринадцать сорок. Отбой.
— Прекрасно. Отбой.
— Отбой, — повторяет диспетчер и отодвигает зачем-то микрофон. На лбу у него выступил пот.
— Это мы поспешили, дорогой друг, — замечает Мальбейер. — Как бы он не заподозрил чего-нибудь. Паника, это, знаете…
— Клятая война, — говорит диспетчер.
— Вы с тем самолетом разговаривали? — спрашивает дама.
— Господи, — говорит себе Дайра, — хватит уже с меня. Хватит, спаси парнишку, сволочь ты такая, господи ты мой любимый, я все отдам. Душу бессмертную свою больше спасать не буду, зачем она мне, ну я же тебя прошу!
Он всем корпусом поворачивается к даме.
— Какой он был, импат, которого вы видели? Опишите.
— Ах, я не знаю. Эти вуалетки… стройный, высокий, очень-очень нервный. Очень. Я сразу подумала, что…
— Как одет?
— М-м-ммм, — дама картинно заводит глаза, на щеках — красные пятна. — Он был такой… в сером костюме… ботинки лакированные, глухой серый костюм, с горлом… что-то парикмахерское, а вуалетка — ничего особенного, шлем такой рогатый, знаете? Костюм расстегнут. Жарко. Но он был вообще очень растрепан и неопрятен.