НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 11 (1972)
Шрифт:
Однако приостановка работы в тоннеле под Петербургом из-за обильного водоносного слоя вызывала насмешки со стороны всему радующихся людей, и нашим инженерам необходимо было во что бы то ни стало выйти сухими из воды. И, как всегда бывает, ларчик открылся весьма просто; решено было пробить дальнейший путь, заморозив воду, для чего было просверлено в конце тоннеля, главным образом по краям, еще несколько отверстий, в которые по-прежнему ввинтили полые длинные трубки, доходившие до противоположной стенки водоносного слоя, и затем во все эти трубки был впущен жидкий воздух, отчего вода немедленно замерзла, и явилась возможность пройти уже не сквозь воду, а сквозь лед, который притом не мог всплыть вверх, так как его задерживали металлические трубки. Работа на морозе пошла оживленнее, и прошло
Куда ехать на дачу?
— Послушай, дядя, а ведь нам пора решить, куда ехать на дачу; не искать же дачи, когда пройдет весна, — сказала молоденькая девушка, сама весенних лет, входя в кабинет Платона Тимофеевича Хомякова.
Платон Тимофеевич нежно посадил свою племянницу Ольгу Александровну Лугину рядом на кресло, а сам продолжал усердно читать газету "Общественное Мнение". Других газет, впрочем, и не существовало. Как веками образовалась на земле черноземная плодородная полоска земли, так и в человечестве веками создалась светлочеловеческая благородная полоса. Различные оттенки и направления частной жизни, существовавшие в былое время в газетах и создававшие лишь общественное сомнение, сменились общественною жизнью, отражавшеюся, как в зеркале, в "Общественном Мнении".
— Что же, дядя, ты ничего не отвечаешь, — спросила Ольга Александровна.
— Погоди, душечка, дай прочесть еще строчку, а там поговорим вволю.
Прочтя еще строчку, грузный Платон Тимофеевич встал с не менее грузного кресла, легким, но плотным шагом прошелся по кабинету и ответил решительными слогами:
— На да-чу не е-дем!
— Что с тобою? — только и могла выговорить обиженная племянница.
— Ничего, — вдруг весело заговорил Платон Тимофеевич, — решительно ничего! Отныне я хочу жить в подземелье, а ты, как хочешь.
— Нет, право, так невозможно; говоришь, дядя, ты какими-то загадками, видно, с тобою сегодня не сговориться, — сказала, вставая с кресла, Ольга Александровна.
— Видишь, в чем дело, — сказал Платон Тимофеевич, успокаивая свою племянницу. — Я получил вчера письмо из Петербурга от Павла Алексеевича Демидова, ты ведь хорошо его знаешь, с приглашением осмотреть работы, совершающиеся в тоннеле со стороны Петербурга. Почему со стороны Петербурга, а не Москвы, где мы находимся, то об этом Павел Алексеевич умолчал, а просил лишь внимательно прочесть сегодняшнюю статью в газете, которая разрешит этот для нас интересный вопрос, и также, быть может, наведет на некоторые мысли относительно дачи.
Прочитав сегодняшний номер газеты, я и решил поселиться на даче в подземелье. Вот, прочти газету, тогда и увидишь, стоит или не стоит пожить там, — и дядя, передав газету племяннице, покинул ее.
Ольга Александровна, мило усевшись в кресле, принялась за чтение статьи "В тоннеле под Петербургом", где ретивый корреспондент вычурно-загнутым слогом сообщал следующее:
"Благодаря необыкновенной, прямо-таки расточительной любезности Петра Георгиевича Таманова и Павла Алексеевича Демидова, инженеров-строителей С.-Петербургско-Московского тоннеля, нам довелось побывать на месте работ, представляющих грандиозный муравейник человеческого труда и знаний. Прежде всего мы ознакомились с местностью, прилегающей к тоннелю: все здания из белого мрамора на гранитных основаниях весело и ослепительно блистали на весеннем Петербургском нервном солнце и легкой дымкой напоминали о римских зданиях и переносили туда, где возродились науки, искусство… Да, муравейник под Петербургом, казалось, принял в свои объятия Академию и Университет и оросил их живою водою знаний, выбравшихся на свет Божий из тьмы веков. По правую и левую сторону входа в тоннель красовались величественные беломраморные палаты, предназначенные для увековечения геологических и палеонтологических познаний, исходящих из недр тоннеля. Да, эти два музея явились гигантскими историками земли!
Молодые душой академики и по четыре года ищущие правды студенты одинаково жадно следили за раскрываемыми в глубине тоннеля еще теплыми страницами горячей истории земли, писаной огнем и водою, но, впрочем, истории не столь горячей, как история человечества, которая все еще пишется огнем и мечом.
Было бы весьма затруднительно в небольшой газетной заметке познакомить читателей с теми внушительными явлениями природы, какие довелось нам повидать при осмотре музеев, чему мы посвятим в будущем с благоговением несколько пламенных строк, а теперь мимоходом лишь заметим, что некогда сказочные и баснословные выражения "в плечах косая сажень", "а слона-то я и не приметил" стали отныне истиной святою.
Подавленные чувством изумления, мы покинули палаты естественных наук и направились к входу в широко-просторный тоннель. Там нас ожидал легкий изящный электромобиль. Отпустив тормоза, мы начали сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее скатываться в глубь тоннеля… Мимо нас мелькали перемежающиеся слои почвы: песчаные, глиняные, известковые, мраморные, гранитные, каменноугольные…
Послесловие писателя
Проснитесь, Читатель, и, если кто из вас увидел сон прекрасный и желает видеть их и впредь, да благоволит сообщить свое желание о продолжении романа.
ЯКОВ ПЕРЕЛЬМАН. СКАЗОЧНАЯ ДОРОГА
Лет сорок назад* в Ленинграде появилась брошюра со странным заглавием: "Самокатная подземная железная дорога между С.-Петербургом и Москвою. Фантастический роман пока в трех главах, да и тех неоконченных". Автор этой брошюры А. А. Родных предлагает остроумный проект, с которым интересно познакомиться любителю физических парадоксов.
Проект состоит "ни более ни менее, как в проведении 600-километрового туннеля, который должен соединить обе наши столицы по совершенно прямой подземной линии. Таким образом, впервые явилась бы возможность для человечества совершать путь по прямой, а не ходить кривыми путями, как это было до сих пор". (Автор хочет сказать, что все наши дороги, подчиняясь кривизне земной поверхности, следуют по дугам, между тем как проектируемый туннель пройдет по прямой линии, — по хорде.)
Такой туннель, если бы его можно было бы прорыть, имел бы удивительное свойство, каким не обладает ни одна дорога в мире. Оно заключается в том, что любой экипаж в подобном туннеле должен двигаться сам собой. Вспомним наш подземный колодец, пробуравливающий земной шар. Ленинградо-московский туннель — тот же колодец, только просверленный не по диаметру, а по хорде. Правда… может казаться, что туннель прорыт горизонтально и что поезду, следовательно, нет причины катиться по нему в силу тяжести. Но… проведите мысленно радиусы к концам туннеля (направление радиуса есть направление отвеса) — вы поймете тогда, что туннель прорыт… наклонно.
В таком косом колодце всякое тело должно качаться, увлекаемое силою тяжести, вперед и назад, все время прижимаясь ко дну. Если в туннеле устроить рельсы, то железнодорожный вагон будет сам катиться по ним: вес заменит тягу паровоза. Вначале поезд будет двигаться очень медленно. С каждой секундой скорость самокатного поезда будет возрастать; вскоре она дойдет до невообразимой величины, так что воздух в туннеле будет уже заметно мешать его движению. Но забудем на время об этом досадном препятствии, мешающем осуществлению многих заманчивых проектов, и проследим за поездом дальше. Домчавшись до середины туннеля, поезд будет обладать такой огромной скоростью — во много раз быстрее пушечного снаряда! — что с разбега докатится почти до противоположного конца туннеля. Если бы не трение, не было бы и этого «почти»: поезд без паровоза сам доехал бы из Ленинграда в Москву. Продолжительность переезда в один конец, как показывает расчет, та же, что и для падения сквозь туннель, прорытый по диаметру: 42 мин. 12 сек. Странным образом она не зависит от длины туннеля; путешествия в туннеле Москва — Ленинград, Москва-Владивосток или Москва — Мельбурн продолжались бы одинаковое время.