НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 12
Шрифт:
Разбирая документы Гуго Ленца, Ора Дерви рассчитывала, что, возможно, какие-нибудь записи смогут пролить свет на обстоятельства дела, которое она расследует. Нелегкая и кропотливая была эта работа.
"…Итак, мне остается жить три месяца. Всего три. Нелепо все и неожиданно. А жизнь вчера еще казалась бесконечной.
Здоровый человек не думает о смерти. Он может планировать свое будущее, прикидывать, что будет с ним через год, три, а то и через двадцать лет. Математик сказал бы, что двадцать лет для человека равносильны бесконечности. Естественно: для мотылька-однодневки
А что сказать о мезоне, время жизни которого - миллионная секунды?
Я не мезон и не мотылек-однодневка. Я человек. Обреченный на скорую смерть. Какая разница - раньше или позже. Нет, не буду кривить душой. Я молод: разве 44 года - старость?
Чего я достиг в жизни? Почестей? Они не кружат мне голову. Просто я немного лучше, чем другие, научился разбираться в структуре вещества, и за это мне - деньги и комфорт?" Ора взяла другой листок.
"Но то, чего мне удалось добиться в жизни, - лишь одна сторона дела. Теперь, когда мне приходится подводить итоги, не менее важно уяснить другую сторону: что дал я, Гуго Ленц, человечеству? Боюсь, не так уж много. После злосчастного взрыва не перестаю думать об этом…
Мир беспечен, как играющий ребенок. Если даже людей будет отделять от гибели один шаг, все равно они будут беспечны, как мотыльки. Беспечность? Или простое неведение?
Мой опыт горек. Но достаточен ли для остальных? Надо добиться, чтобы был достаточен…
Барк, кажется, неплохой парень, только мозги немного набекрень от полицейской работы. Из него мог бы получиться физик. Но зачем, зачем человечеству физики?!
Когда Арно Камп пообещал изловить и обезвредить того, кто угрожает мне смертью, я впервые в жизни пожалел, что полиция не всесильна…" "Больше всего на свете я любил свою работу. Тот сладкий холодок предчувствия, из которого вдруг, после многодневных опытов, внезапно рождается уверенность, что истина находится где-то рядом, протяни руку - и достанешь ее.
Но ныне все мелкие истины слились в одну Великую Истину, и свет ее невыносим. Я солдат твой, сияющая истина, и умру как солдат. И да поможет мне… Робин!" "Робин?
– задумалась Ора Дерви.
– Кого имел в виду Гуго Ленц?" Среди знакомых и сотрудников Ленца - она тщательно проварила - человека с таким именем не было. Быть может, Робин - чье-то прозвище? Но чье? Ора Дерви, как обычно, проконсультировалась с Артуром Барком, который знал Ядерный центр и его людей, как свои пять пальцев. Но и Барк в ответ на вопрос о Робине только развел руками. Видимо, Робин - какая-то историческая ассоциация, пришедшая в голову Гуго, когда он набрасывал дневник, решила Ора Дерви. Быть может, речь идет о Робин Гуде, легендарном разбойнике средневековой Англии?
Вскоре в сутолоке дел Ора Дерви позабыла случайное имя, мелькнувшее в бумагах покойного Ленца.
Но через некоторое время среди лабораторных журналов ей попался еще один листок, служивший продолжением какой-то записи.
"…Прощай и ты, Люсинда. Я привязался к тебе, я верил тебе…" Ору что-то кольнуло, когда она прочла первые строки записки.
"Только благодаря тебе,
Незнакомое доселе неприятное чувство заставило Ору внутренне сжаться. Она вызвала к себе Барка. Артур прибыл незамедлительно: он знал уже, что председатель новой комиссии не отличается мягким нравом, и при случае может всыпать не хуже Арно Кампа. Ясное дело - не приходится ждать снисхождения от робота или полуробота - один черт.
– Какова обстановка в Ядерном центре?
– спросила Ора Дерви.
– Все по-прежнему растеряны, - сказал Барк.
– Смерть доктора Ленца обсуждают?
– Неохотно.
– Старайтесь прислушиваться к таким разговорам, - посоветовала Ора Дерви.
– В них, возможно, что-то промелькнет.
– Докладывать вам или Арно Кампу?
– Все равно. Наши действия скоординированы.
– С работой в Ядерном центре до сих пор не ладится, - сказал Артур Барк.
– Все время срываются опыты. Доктор Ленц оставил после себя сущую неразбериху. Старик, видимо, слишком многое любил делать сам.
При слове "старик" Ора поморщилась: она не выносила фамильярности.
– Теперь Ядерный центр осиротел, как выразился один сотрудник, продолжал Барк, развалившись на стуле.
– Неужели доктор Ленц напоследок испугался-таки и решил "зашвырнуть ключи"? Но тогда непонятно, почему же доктор Ленц все-таки…
– Скажите, Барк, - перебила его Ора Дерви, - вы знаете всех сотрудников Ядерного центра?
– Конечно. Таково задание Кампа, - ответил Артур Барк.
– В таком случае скажите, кто такая Люсинда?
– быстро произнесла Ора.
– Люсинда?
– удивленно переспросил Барк, с наслаждением заметив, что Ора Дерви слегка смешалась. Значит, и роботы умеют смущаться!
– Имя Люсинда мне встретилось в архивах доктора Ленца, - пояснила сухо Ора Дерви.
– Люсинда - машина, - сказал Барк.
– Машина?
– Обыкновенная счетная машина. Термоионная, с плавающей запятой, как говорят программисты, - с улыбкой добавил Барк. За время пребывания в Ядерном центре он успел нахвататься кое-каких познаний.
– Машина? Странно… Ленц обращается к ней, как к женщине, - сказала Ора Дерви.
– Странно, - согласился Барк.
– Мы можем теперь только строить догадки о тогдашнем психическом состоянии доктора Ленца, - заметила Ора.
Барк промолчал, ограничившись утвердительным кивком.
Имант Ардонис любил геологию. Ему вообще нравились науки о Земле.
Толстые фолианты, посвященные отчетам какой-нибудь исследовательской геологической или археологической экспедиции, он мог перечитывать, как увлекательный роман.
Впрочем, романов Имант Ардонис никогда не читал.
Изучение геологических отчетов доставляло отдых мозгу, измученному бесконечными формулами.
Если физика была всепоглощающей страстью Иманта Ардониса, то науки о Земле можно было назвать его хобби. Но и в геологии, регулярно просматривая интересующую его литературу, Имант Ардонис сумел приобрести немалые познания.