НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 12
Шрифт:
– Но ведь этого не может быть? Что там могло случиться?
На лице секретаря было написано отчаяние.
Шеффилд пожал плечами.
Секретарь сказал:
– Послушайте, мы можем послать на эту планету корабль со специалистами. Конечно, добровольцев, и таких, на которых можно положиться. Мы задержим дела здесь и протянем до их возвращения. Как вы думаете, выйдет из этого что-нибудь?
Шеффилд не был в этом уверен, но ему внезапно представилось, как он летит в эту экспедицию и берет с собой Марка. Он мог бы изучить поведение мнемониста в необычной обстановке, а если благодаря Марку
Что там скрывается какая-то тайна, предполагалось с самого начала. В конце концов от гриппа не умирают. А санитарный корабль не садился на планету и не мог сообщить, что там происходило на самом деле. Счастье корабельного врача, что он умер 37 лет назад, иначе теперь ему не миновать бы трибунала.
Так вот, если Марк поможет раскрыть тайну, это послужит небывалому укреплению Мнемонической Службы. Она заслужит благодарность правительства…
Но теперь…
Шеффилд подумал: а знает ли Саймон, как всплыло дело о первом поселении? В том, что этого не знает никто из экипажа, Шеффилд был уверен. Бюро не стало бы кричать об этом на каждом перекрестке.
Но воспользоваться этой историей, чтобы вырвать уступку у Саймона, было бы неразумно. Если всем станет известно, как Марк исправил ошибку Бюро («глупость», как это, несомненно, назовет оппозиция), Бюро попадет в неудобное положение. А оно может не только отблагодарить, но и отомстить. Не стоило рисковать навлечь на Мнемоническую Службу месть Бюро.
Впрочем…
Шеффилд принял решение и встал.
– Ладно, Марк. Я добьюсь, чтобы тебя взяли на место первого поселения. Я добьюсь, чтобы взяли нас обоих. А пока сиди тут и жди меня. Обещай, что ты ничего не будешь предпринимать сам.
– Ладно, - ответил Марк и снова уселся на койку.
18
– Ну, что у вас, доктор Шеффилд?
– спросил Саймон. Астрофизик сидел за столом, на котором аккуратные стопки бумаг и микрофильмов окружали маленький интегратор Макфрида, и смотрел на вошедшего Шеффилда.
Шеффилд небрежно присел на тщательно застеленную койку Саймона. Он заметил недовольный взгляд астрофизика, но не смутился.
– Я не согласен с вашим выбором людей для работы на месте поселения. Получается, что вы отобрали двоих представителей точных наук и троих биологов, верно?
– Да.
– И вы думаете, что охватили все?
– О, господи! Вы хотите что-нибудь предложить?
– Я хотел бы отправиться сам.
– Зачем?
– У вас некому будет заниматься наукой о человеческой психике.
– О человеческой психике? Великий космос! Доктор Шеффилд, посылать туда даже пять человек - уже большой риск. В сущности, доктор, вы и ваш… хм… подопечный были включены в научный персонал экспедиции по распоряжению Бюро по делам периферии без всякого согласования со мной. Я буду говорить прямо; если бы спросили меня, я высказался бы против. Я не вижу, чем наука о человеческой психике может помочь в таком исследовании. Очень жаль, что Бюро пожелало провести в подобной обстановке эксперимент с мнемонистом. Мы не можем допустить таких сцен, как только что с Родригесом.
Шеффилду стало ясно: Саймон
– Итак, вы, доктор Саймон, не видите, чем науке о человеческой психике может помочь в таком исследовании? А что если я скажу вам, что гибель первого поселения можно объяснить очень просто на основе психологии?
– Это меня не убедит. Психолог все, что угодно, может объяснить, но ничего не может доказать.
Саймон ухмыльнулся, довольный только что придуманным афоризмом. Шеффилд пропустил его мимо ушей и продолжал:
– Позвольте мне высказаться несколько подробнее. Чем Малышка отличается от всех 83 тысяч населенных планет?
– Мы еще не располагаем полной информацией. Я не могу этого сказать.
– Бросьте. Вся необходимая информация была у вас еще до того, как мы отправились сюда. У Малышки - два солнца.
– Ну, конечно.
На лице астрофизика отразилось какое-то едва заметное смущение.
– И цветных солнца, заметьте. Цветных. Знаете, что это значит? Это значит, что человек, например вы или я, стоя в свете обоих солнц, отбрасывает две тени - зелено-голубую и красно-оранжевую. Длина каждой, естественно, меняется в зависимости от времени суток. Вы изучили распределение цветов в этих тенях? Как это у вас называется - спектры отражения?
– Я думаю, - высокомерно произнес Саймон, - что они будут такими же, как спектры испускания солнц. Что вы хотите этим сказать?
– Надо было посмотреть. Может быть, некоторые длины волн поглощаются атмосферой? Или растительностью? А луна Малышки - Сестренка? Я следил за ней последние несколько ночей. Она тоже цветная, и цвета меняют свое расположение.
– Ну, конечно же, черт возьми. Она проходит два независимых цикла фаз - от каждого солнца.
– Вы и ее спектр отражения не исследовали, верно?
– Где-то он есть. Это не представляет интереса. А почему это интересует вас?
– Дорогой доктор Саймон, это давно установленный психологией факт сочетание красных и зеленых цветов оказывает вредное влияние на психическую устойчивость. Здесь перед нами случай, где неизбежна, как мы говорим, красно-зеленая хромопсихическая ситуация, да еще при таких обстоятельствах, которые представляются человеку в высшей степени противоестественными. Вполне возможно, что хромопсихоз может в этих условиях развиться в летальную стадию, когда он вызывает гипертрофию троицыных фолликул с последующей церебральной кататонией.
Саймон был совершенно сражен. Он пробормотал:
– Никогда ни о чем подобном не слыхал.
– Конечно, нет, - ответил Шеффилд (теперь настала его очередь быть высокомерным).
– Вы не психолог. Не собираетесь же вы усомниться в моем профессиональном мнении?
– Разумеется, нет. Но из последних сообщений колонии ясно, что они умирали от чего-то вроде дыхательного расстройства.
– Верно, но Родригес это отрицает, а вы соглашаетесь с его профессиональным мнением.
– Я не говорил, что это дыхательное расстройство. Я сказал - что-то вроде. А при чем здесь ваш красно-зеленый хромо- как его бишь?