НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 22
Шрифт:
Уповать на то, что нейтронный детонатор не пробудит весь этот затаившийся яд, могли только люди, лишенные даже зачаточной способности предвидеть. Лишь роботы, решающие все жизненные вопросы над ящиком с песком, способны жонглировать иллюзиями насчет «оружия устрашения» или «локального тактического использования». Достаточно представить себе, в чьи руки могли попасть размещенные где-нибудь по берегам Рейна нейтронные боеголовки к ракетам «Лэнс», чтобы домыслить остальное.
Среди ста сорока генералов бундесвера только трое не служили в гитлеровском вермахте. Передача нового оружия в арсеналы НАТО означала допуск к «чистой» бомбе людей, в той или иной мере причастных к невиданной в истории индустрии смерти. Сами собой напрашиваются исторические
Античеловечная идея обезлюженных, хотя и не тронутых разрушением, городов под стать преступной цели: уничтожить человека и завладеть его имуществом, будь то нехитрый скарб, средства производства, творения искусства или даже оружие. Впервые за много лет о таких вещах говорят совершенно открыто. Как о преимуществах новой бомбы над старой. От таких речей попахивает крематорием Освенцима. Что-то очень знакомое проскальзывает в вывернутой наизнанку логике. Газовые камеры тоже гримировались под душевые, что не мешало процветающей фирме «Топф и сыновья» ставить фабричные клейма на образцовых печах.
Доводы, с помощью которых милитаристы пытались оправдать создание нового ужасного оружия, неоригинальны. Во всяком случае за последние тридцать лет мы узнали слишком много о гонке вооружений, чтобы поверить, что еще одно «супероружие» даст кому-либо постоянное преимущество. Его появление приведет лишь к новой эскалации.
В докладе, посвященном 60-й годовщине Октябрьской революции, Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев сказал: «Сегодня мы предлагаем сделать радикальный шаг: договориться об одновременном прекращении всеми государствами производства ядерного оружия. Любого такого оружия — будь то атомные, водородные или нейтронные бомбы или снаряды. Одновременно ядерные державы могли бы взять обязательство приступить к постепенному сокращению уже накопленных его запасов, продвигаясь вперед вплоть до полной, «стопроцентной» их ликвидации. Энергия атома — только для мирных целей — с таким призывом обращается к правительствам и народам в год своего шестидесятилетия Советское государство». Другого пути у человечества не было и нет. Об этом свидетельствует короткая, в масштабах цивилизации, но поразительная по напряженности атомная эпопея.
Фантасты обычно не задаются целью во что бы то ни стало предвосхитить будущее. Они только очень чутко прислушиваются к биению пульса современного мира и еще стараются не забывать о прошлом.
Генрих Альтов
ЭТЮДЫ О ФАНТАЗИИ
Увы, я не могу ответить на этот вопрос. Я не знаю, что такое фантазия. Этого никто не знает, хотя в формулировках недостатка нет. Скажем, в словаре Даля фантазия характеризуется как «изобретательная сила ума, творческая сила художника, самобытная сила созидания». А что такое «самобытная сила созидания»? Видимо, «самобытность» — когда много фантазии… Получается так: продукт маслянист, когда в нем много масла, а масла много в том случае, когда продукт маслянист.
Есть и другие определения. Психолог А. П. Нечаев писал в двадцатые годы (и это часто повторяют до сих пор), что воображение «обозначает состояние сознания, аналогичное восприятию, но не соответствующее действующим раздражителям». Беда, однако, в том, что за редчайшими исключениями невозможно установить, что соответствует действию раздражителя, а что не соответствует. Два человека смотрят на картину Пиросманишвили — и воспринимают ее по-разному. «Какое спокойствие и достоинство, — взволнованно думает один. — Они сидят за столом и не спешат, не суетятся… Вот так надо жить…» «Какой примитив, — с раздражением думает другой, — нелепые фигуры, безжизненные лица… Все должно быть иначе…» У кого из них больше фантазии, если оценивать по А. П. Нечаеву?
Мы судим о фантазии примерно так, как судили о природе теплоты в конце восемнадцатого века. Теплота — это когда в теле много теплорода. А что такое теплород? Это, знаете ли, такая невесомая, незримая, неосязаемая субстанция, которая является носителем тепла… Впрочем, рассуждения о теплороде не мешали объективно и точно измерять температуру. А вот «градусы фантазии» мы совершенно не умеем определять.
Существует знаменитый тест Роршаха. Возьмем лист бумаги и посадим на него чернильную кляксу. Перегнем листок пополам так, чтобы линия сгиба прошла через кляксу. Получится симметричное чернильное пятно с причудливыми очертаниями. Надо посмотреть и сказать — на что похоже это пятно. Чем оригинальнее сравнение — тем, считается, сильнее фантазия. К сожалению, в самой идее теста заложено неустранимое противоречие. Испытуемый не знает, чего от него хотят, и потому не «включает» фантазию. А если знает, ничего не стоит получить высокие показатели.
Однажды на курсах по изобретательству ко мне подошел слушатель и протянул бумажку с чернильной кляксой: «На что это похоже?» Я сделал вид, что внимательно рассматриваю бумажку, и сказал фразу, не имеющую никакого отношения к кляксе:
— Это белый медведь, идущий в полдень по раскаленным пескам Каракума. Он в тапочках, но они ему жмут.
— Почему белый медведь и в пустыне? — спросил ошарашенный слушатель. Почему белый медведь, ведь клякса темно-синяя!
— Белый медведь, — твердо повторил я. — Он потемнел от загара. В пустыне сильное солнце.
— А тапочки? — с отчаянием произнес слушатель. — Где вы увидели тапочки?!
Я наугад ткнул пальцем в кляксу:
— Здесь.
— Но тут две сходящиеся линии…
— Это две ноги в одной тапочке. Поэтому и жмет.
Слушатель долго разглядывал кляксу, потом вздохнул и сказал:
— У вас потрясающая фантазия… Я показывал эту кляксу нашим ребятам, они говорили банальные вещи: бабочка, дерево, куст…
Мы не знаем, что такое фантазия, но это не мешает использовать ее в творчестве. Огнем тоже пользовались, не имея понятия об окислении, плазме и т. д. Правда, огонь фантазии намного капризнее и таинственнее обычного огня…
«Свидетельских показаний» о том, как именно работает фантазия, чрезвычайно мало. К тому же, не все показания достоверны. Рассказывая о ходе творческого процесса, человек — вольно или невольно — вносит поправки, что-то выделяя и что-то, наоборот, оставляя в тени.
Одно из наиболее интересных «показаний» — воспоминания шведского изобретателя Платена о том, как появилась идея пресса для получения алмазов. Вот что рассказывает Платен:
«Был прекрасный осенний день. Я только что поступил в университет города Лунда. Проходя мимо факультета ботаники, я увидел, что одна из стен здания покрыта виргинским плющом. Его листья были замечательного красного цвета. Каждая осень сопровождается переходом от зеленого к красному, и прохожие останавливаются от внезапного восторга при виде прекрасной игры цвета. Я был одним из этих прохожих и не мог себе представить, что позднее это явление укажет мне путь к созданию установки, производящей алмазы…»
Какова же связь между восторженным восприятием красных листьев и созданием пресса?
Два года спустя знакомый ботаник так объяснил Платену происхождение красного цвета листьев:
«Листья осенью становятся красными не потому, что они умирают, а потому, что они не хотят умирать. Мертвый лист отличается от живого тем, что некоторые вещества в нем разрушились, и такое разрушение должно произойти рано или поздно, до смерти листа или после нее. Листья выбирают первую возможность. Они предпочитают, чтобы эти вещества разрушились при их жизни, а не после того, как они умрут. Такое разрушение молекул, сопровождающееся изменением цвета, начинается осенью в живых еще листьях, и пока длится этот процесс, листья продолжают жить. Как бы устремляясь навстречу смерти, листья получают больше двух недель жизни и дарят нам прекрасное пламя осени».