НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 36
Шрифт:
Затем Анатолий Петрович заканчивает МГУ, защищает кандидатскую диссертацию, работает в НИИ военного профиля. Но и здесь он не ищет спокойной жизни: в шестидесятых годах в газете «Комсомольская правда» появилась сенсационная статья об открытии, связанном с действием полупроводников. Я, совершенно неграмотная в этой области, запомнила только, что кпд прибора, представленного в этой статье А. Мицкевичем, было больше единицы. Эта статья А. Мицкевича была тогда же раскритикована в пух и прах. И вскоре после этой неудачи он ушел из НИИ и стал научным обозревателем и зав. отделом фантастики в
Все эти годы, с 1958 по 1975, А. Днепров писал и печатался в издательствах «Молодая гвардия», «Знание», «Детская литература». В разные годы у него вышли авторские сборники «Уравнение Максвелла», «Мир, в котором я исчез», «Формула бессмертия», «Пурпурная мумия», романы «Голубое зарево» и «Глиняный бог».
Проблемы физики, кибернетики, биологии в самых различных их аспектах отражены в произведениях А. Днепрова. Причем, это не радужные мечты о будущем — это предупреждение человечеству, к чему могут привести великие научные открытия, попади они в нечистые, своекорыстные руки или в руки людей просто безответственных. «Молекулярная биология и исследование тончайших проявлений жизни на молекулярном уровне открыли перед наукой возможности в одинаковой степени неограниченные и ужасающие…» — вот что всю жизнь волновало, бесконечно тревожило писателя и заставляло его спешить сказать обо всем этом читателю.
И впервые представленные читателю в этом сборнике рассказы «Белая ворона» и «200 % свободы» тоже посвящены этой тревоге. Думаю, и сегодня они не оставят равнодушными читателя, хотя писались а шестидесятые годы.
Анатолий ДНЕПРОВ
БЕЛАЯ ВОРОНА
Вскоре после войны я работал рентгенологом в одной из клиник Москвы, а жил за городом в небольшом деревянном домике со своей шестилетней дочкой Ирой и бабушкой, матерью моей жены, погибшей в последние дни войны. От железнодорожной платформы до моего жилья нужно было идти полем около трех километров. Возвращаясь однажды поздно вечером, я заметил на тропинке два черных шевелящихся комочка. Мороз был крепкий, не менее тридцати пяти градусов.
Я осветил комки электрическим фонариком. Это были птицы, две обыкновенные вороны, которые, очевидно, были сбиты на землю порывом колючего морозного ветра. Когда я их поднял, они встрепенулись, хотели каркнуть, но из глоток, кроме свистящего шипения, ничего не вышло. У меня в кармане они замерзли совсем.
Дома я уложил ворон в игрушечную кроватку, где спала дочкина кукла, в надежде, что за ночь они отойдут.
Утром я обнаружил, что вороны все еще без признаков жизни продолжали лежать в кроватке, и что возле них уже возилась Ира.
— Папа, почему они спят? — спросила она.
— Они, Ирочка, больные. Я вчера их подобрал в снегу.
— А они поправятся?
— Не знаю, сейчас посмотрим.
Я поднял птиц и сквозь жесткие перья нащупал то место, где у них находится сердце. Пальцы почувствовали легкое постукивание.
— Они поправятся. Ты их только хорошенько укрой и не трогай. Дай им попить теплой воды.
Через два дня обе вороны полностью пришли в себя и начали пытаться летать, что немало радовало Иру и пугало бабушку. А еще через два дня обе птицы уже орали во всю глотку, нахально летали по квартире и пожирали все, что попадалось им на глаза.
Моя Ирка была в восторге, а бабушка как-то вечером мне сказала:
— Выпусти ты их, пожалуйста. Не люблю я эту птицу.
— Почему? — спросил я.
— Уж очень каркают нехорошо. Сердце щемит.
Бабушка была суеверным человеком и делила всех птиц на «чистых» и «нечистых».
— Ладно, потеплеет, я их выпущу.
Наступила весна, и в одно из воскресений после долгих дипломатических переговоров с Ирой, во время которых я должен был заверить ее, что после очередной получки куплю ей в магазине таких же птиц, только с красными и зелеными крыльями, мы решили отпустить наших ворон на волю.
Выдался чудесный солнечный день, и мы открыли окно. В комнату пахнул теплый весенний воздух, птицы сразу встрепенулись и рванулись в окно.
— Улетели, — пропела Ира и махнула ручонкой.
Однако вороны не улетели. Они покружились над домом, после уселись на крышу беседки против окна и, как бы что-то соображая, посматривали то на голубое небо, то на нас. После этого они решительно снялись с крыши и влетели обратно в комнату.
Ира захлопала в ладошки.
— Господи боже мой! Да они не хотят, — сказала бабушка.
А вороны уселись в свое гнездо на моем книжном шкафу и что-то долго и упорно обсуждали на своем хриплом птичьем языке.
Они были совершенно ручные, и я снял их с гнезда и снова выбросил в окно. Однако они тут же возвратились обратно, укоризненно каркнув мне на лету.
— Неужели они будут здесь до самой моей смерти? — в ужасе шептала бабка.
— Ладно, что-нибудь придумаем. Пусть пока поживут. Они не улетают, потому что наступило время класть яйца. После мы унесем гнездо с яйцами, и они уйдут за ним.
В этот-то момент я и вспомнил про одну научную статью о генетическом влиянии рентгеновских лучей на животных.
«А что, если проверить это на воронах? — подумал я. — Сдохнут, ну и черт с ними. Бабушка перестанет нервничать».
Мною овладел дилетантский интерес к проблеме изменения наследственности. Я тут же смастерил клетку и на следующий же день увез обеих ворон в город, в свой рентгеновский кабинет.
Я облучал ворон два раза в день рентгеновскими лучами по три минуты. Это продолжалось до тех пор, пока я не заметил, что самка стала ленивой, неподвижной и все время гнездилась в углу клетки на ворохе сухой травы.
Я привез ворон домой и через пять дней на моем книжном шкафу обнаружил четыре сереньких яичка. Когда я к ним притрагивался, ворониха грозно кричала, норовя клюнуть меня в нос. Ворон, при этом каркая, носился вокруг.
— Господи, вот еще не хватало. Теперь весь дом заселит это воронье, — бабушка очень злилась, что-то про себя бормотала и старалась обходить книжный шкаф, на верхушке которого, присмирев, сидели обе птицы. Ирчонок регулярно, три раза в день ставила стул на стол и доставляла семье корм и воду в игрушечной посуде.