НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 8
Шрифт:
В аудиторию вошел декан, правой рукой сделав знак, чтобы садились, а левой, ладонью вверх, к Софрону Григорьевичу — извинительно.
Вымуштрованный Фоминым курс продолжал стоять.
— Первый курс Рубежанского медицинского института в полном составе присутствует на лекции по физике! — отрапортовал староста. — Больных нет. Отсутствует один Селезнев.
— У меня несколько объявлений, — сказал декан Софрону Григорьевичу. И — строго Фомину: — Так что же с Селезневым?
— Сачкует, товарищ декан. Говорит, ему сперва жениться нужно, в потом уж учиться.
В аудитории засмеялись.
— А тебе дело? — выкрикнул кто-то из заднего ряда. — Унтер Пришибеев.
— Я те покажу унтера! — прорычал Фомин вполголоса. — А ну, выдь, выйди говорю!
— Фомин, Фомин, успокойтесь, — сказал декан, поднявшись на помост. — Вы не на крейсере, здесь совсем другой том нужен, — и вдруг закричал сам каким-то чужим голосом: — Почему без шапочек! Сколько я буду напоминать! Куда смотрит староста курса? Безобразие!
Аудитория завозилась, и на головах студентов сразу же оказались беленькие шапочки. Фомин восторженно глядел на декана. Сейчас он был снова в родной стихии.
— Девушка из Новинска, встаньте, — нараспев сказал декан.
Поднялись в разных концах аудитории две девушки.
— Вы сядьте, — сказал одной из них декан. — Вы в Новинске школу окончили, но родились в Барнауле. А вот с этом товарищем у меня будет серьезнейший разговор… Девушка из Новинска, ваша фамилия Лапина?
— Да, Лапина, — едва слышно сказала девушка.
— Лапина, где ваш череп?
Лапина опустила голову.
— Разрешите, товарищ декан, — прервал молчание Фомин. — Он у ней на голове, череп.
Юрий Васильевич не выдержал и громко хмыкнул, за ним расхохоталась вся аудитория. А когда смех прекратился, Лапина тихо сказала:
— У меня… у меня череп украли…
Теперь уже засмеялся и декан. А девушка навзрыд расплакалась.
Фомин одним прыжком бросился к ней. Уголком шапочки смахнул с девичьей щеки слезинку и, обернувшись к аудитории:
— Говори, кто?
В наступившей тишине яростно застучал звонок.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Афанасий Петрович попытался встать, но почувствовал, что не может приподнять голову. Будто кто-то сильный положил ему невидимую руку на лоб и осторожно, но непреклонно возвращает голову обратно на жесткую подушку.
— Сестра… — позвал он и удивился слабости своего голоса. — Есть кто-нибудь?
Дверь тотчас же отворилась. В палату вошел доктор Пасхин. И это как бы подтвердило, что все остальное только привиделось Афанасию в каком-то сне. Но доктор Пасхин был совершенно сед, а тогда — нет, тогда он не был седым.
— Лежи, лежи, — сказал Пасхин и, повернувшись на пороге, сказал кому-то за дверью: — Заходите, товарищи.
Первым за Пасхиным вошел Сергей Иванович, директор института. За ним сразу же вошли еще человек семь. Шествие замыкал Федор Никанорович Чернышев.
— Здравствуйте, — сказал Афанасий Петрович и попытался привстать.
— Ну, ну, без глупостей, — сказал Сергей Иванович.
Пасхин присел на табуретку возле Афанасия и взял его руку.
— Семьдесят два, — сказал он через некоторое время, пряча в жилетный карман часы, и столпившиеся у кровати врачи переглянулись.
— Что со мной? — спросил Афанасий. — Почему я здесь?
Директор наклонил голову.
— Почему вы не отвечаете? Мне даже показалось, что это все мне снится. В этой самой палате я уже лежал и вдруг опять. Постойте, я вспомнил… Да, да, я все вспомнил… Я вошел к себе на кафедру. И меня что-то сильно ударило. Не пойму даже что… Вот сюда.
Афанасий Петрович медленно поднял руку и показал куда-то за голову.
— Вот сюда.
— Правильно, правильно, кровоподтек есть, — сказал Пасхин,
— И это все, что вы помните? — быстро спросил Федор Никанорович, выглянув на мгновение из-за чьего-то плеча.
— Нет, — в раздумье продолжал Афанасий, — потом была боль. Один раз… и второй… и все…
— А перед этим, перед тем, как вы потеряли сознание, — извините, но не могу не спросить, — вы ничего не писали? — Сергей Иванович наклонился над Афанасием. — Значит, нет…
Пасхин медленно повернул Афанасия Петровича на бок, и над его спиной склонились все присутствующие. Кому принадлежали отдельные восклицания, Афанасий Петрович не всегда мог определить.
— Выход тока, — торжествующе сказал Сергей Иванович.
— Не похоже, — (это, кажется, Пасхин).
— Нет, нет, когда он…
— Потом, потом, — (вновь Пасхин). — Пока только смотрите. Только смотрите.
— Нет, это скорее вмешательство.
— И второпях, я бы сказал, — (кажется, Федор Никанорович).
— М-да…
— Страшного для жизни я ничего не вижу…
И тут случилось то, чего меньше всего могли ожидать собравшиеся. Рука Афанасия вдруг вынырнула где-то возле шеи, пальцы пробежали по обнаженной лопатке, и Афанасий Петрович весь как-то обмяк.
— Он потерял сознание… — сказал Пасхин, нагнувшись над ним. — Ничего, ничего, приходит в себя.
— Может быть, укол? — спросил Сергей Иванович.
— Теперь мне конец, — глухо, в подушку сказал Афанасий Петрович. — Все…
— Ничего, ничего, все позади, Афоня, — оказал Пасхин. — Сейчас мы дадим вам отличнейшего бульончику!
Пасхин сделал знак собравшимся, чтобы они вышли из комнаты.
— Что за глупость, Афоня, — заговорил Пасхин вполголоса. — Лет семь назад я предлагал вам от этого избавиться, и вы были почти согласны. Откуда такая мнительность? Без этого можно жить и совсем неплохо!