Ни конному, ни пешему...
Шрифт:
Кивок.
— С-с-пасибо. Я думала, меня съедят…
Снежник насмешливо фыркнул. С белого меха посыпалась снежная пыль. Один из стаи подошёл сзади, толкнул головой в спину, рыкнул. Девочка резко обернулась. Перед ней сидела волчица. Точно — волчица! Белая-белая! Как лебяжий пух! А шерсть какая! Длинная, шелковистая! А искрится-то как! Словно крохотные звёздочки-льдинки. Может, и правда, льдинки…
Так и тянет коснуться, погладить, запустить пальцы в густой мех, обнять, забыться …
— Люди обычно не выживают
Ядвига отдернула руку. Пальцы побелели, рука онемела.
— Они тепло из живых тянут. Пока в силу не войдёшь — осторожней с белыми.
Волчица оскалилась, мотнула головой, рассыпая ледяное крошево, вернулась к стае.
Младшие волки вскочили, завиляли пушистыми хвостами, и вдруг — кинулись в кусты, поскуливая от радости.
Из- за сосен вышел Лешек. Снежники наматывали круги вокруг хозяина, прыгали, норовили лизнуть лицо, толкали, приглашая играть. Мальчишка задорно смеялся, трепал лохматых приятелей, дёргал за острые уши. Босой, бледный, с огромными серыми глазами, вечно спутанными волосами, тощий как щепка…Сейчас Ядвига ни за что не приняла бы нелюдя за обычного ребенка. Даже ступал он иначе — резкие, угловатые движения сменяла текучая плавность. Шаг, второй, прыжок, поворот, опять шаг. Вот он скрылся за широким стволом и через мгновение возник в другом месте, ближе, снова шаг…
Картинка плыла, двоилась. Волки растеклись белой поземкой, закружились вихрями среди черных деревьев, взлетели и рассыпались ледяными иглами над самой землёй.
Девочка пыталась ухватиться взглядом за мальчишку и…провалилась в омут…
Ивовые косы над речной заводью и ломкие ветки ельника…
Гибкий вьюнок на мшистых валунах и шипы акаций. Кривые корни под обломками скал и густые заросли орешника. Темные лесные овраги, поваленные стволы, мертвые топи, и — солнечные поляны, полные сладкой земляники, белые стволы берёз, свежесть лесного озера…
— Шшш, — старуха зашипела ей на ухо, — очнись, глупая. Сейчас не время СМОТРЕТЬ. Нам пора выходить.
Девочка вздрогнула, видение исчезло. Перед ней стоял Лешко — найденыш. Смешной и бестолковый. Он гордо протягивал удивленной подруге крепкую палку. Мол, оцени добычу! А что там особенного? Такого добра под каждым деревом…Леший махнул рукой — что с бестолковой панночки взять.
Яга долго крутила палку в руках, осматривала придирчиво, попыталась ногтем подцепить кору, одобряющие хмыкнула.
— Далеко ходил?
— А то! Почитай до границы дошел, пока что-то путнее подобрал.
Яга покачала головой:
— Надо же… Почему не дуб?
Мальчик скривился.
— Ну зачем ей дуб!?
— Дуб надёжнее!
— Не учи меня дерево выбирать!
Ядвига слушала чудной спор о…палке?!
— Держи, дуреха. Будет тебе посох. С ним в лесу проще. Потом поймешь.
Никифор на прощанье сунул девочке горячих пирогов в торбу. Лешек сходу стащил один, надкусил хрустящую корочку, довольно зажмурился:
— Вот за что я терплю его в своем лесу!
—
Домовик поклонился в пояс. На порог выскочил черный кот. Сверкнул желтыми глазами, потерся об ноги удивленной гостьи, мяукнул и запрыгнул на плечо домового.
******************
Посох пригодился. И опереться на него можно, и снег проверить. Вдруг там корень или яма какая? Сугробы намело выше колен. Идти было тяжело. К ночи мороз крепчал. Медленно падали крупные редкие снежинки.
Закатный свет уходил, истаивал в вечернем сумраке, прятался в густых тенях.
Не шумел в кронах ветер, не скрипели стволы темных елей. Лес глядел сотнями невидимых глаз. Люди и нелюди шли сквозь заповедную чащу, открывая тропу. Пропустить? Отпустить? Или…
Девочка замерла, прислушиваясь. Яга обернулась, вопросительно подняла бровь, мол, что?
— Нас… меня…ну… смотрят, решают. Кто-то большой и …странный.
— Пусть смотрит. Голова не кружится?
— Вроде нет. Только идти трудно.
Ведьма вздохнула, оперлась на посох.
— Дорогу запоминай. Да не по сторонам головой верти! Ночью все ёлки одинаковые. Внутрь себя смотри.
Легко сказать — запоминай! Хоть бы ноги не переломать, не отстать в темноте.
Лешек в начале пути шел сзади. Молча. Хмурый и недовольный. Снежники изредка мелькали среди деревьев. Близко не подходили, держались в стороне. Ядвига то и дело оборачивалась — бредет за ними? Мальчишка пропал. Только темная стена сомкнувшихся стволов. Тропинка, по которой шли минуту назад — исчезла, как и не было. Девочка испуганно озиралась. Лес нависал мрачной громадой, окружал непроходимой чернотой.
— Лешко!!! Где ты?! — голос не слушался. Руки задрожали от накатывающей паники.
— Не ори, дура! Он тут хозяин. Идёт куда хочет. Навязалась на мою голову…
Старуха злобно уставилась на девчонку. Взгляд — оценивающий, словно ведьма еще не решила — в ТУ ли сторону выводит незваную гостью. Вспомнились страшные байки дворни о пропавших детях. В тех россказнях нечисть детей ела. А что, если…
Нет!!! Сварить удобнее в избе. Там и печь, и стол, и казан здоровенный. В лесу, да посреди снегопада… А вдруг сама не съест, а отдаст…кому?! Да мало ли тварей вокруг! Вон слева подвывает кто-то!
Яга скривилась, хмыкнула. Неужели мысли слышит?! Нет, не мысли — страх!
— Правильно поняла, девочка. Страх твой очень громкий. Его не только я, его вся нечисть окрестная чует и облизывается!
Ведьма шагнула ближе. Качнулись на посохе амулеты, засветились болотными огнями, зашипели беззвучно. Да ведь они с мертвых сняты — вспыхнула мысль, — с убитых! Да не просто убитых…
— Учуяла моих слуг? Запертые души. Связанные. Тут и моя бывшая ученица. — Старуха щёлкнула ногтем по кособокому колечку на верёвке. — Пока я жива, им за грань дорога заказана. Могу тебя спеленать и на узелке подвесить. Хочешь?!