Ни конному, ни пешему...
Шрифт:
Хорошо…
Лиза молча пила отвар, чувствуя, как отпускает тоска и напряжение, как возвращается привычная уверенность и рассудительность, а чужая память сворачивается плотным клубком пушистой пряжи.
Сколько же прошло времени?
Часа полтора?
Она неспешно допила чай, и только потом решилась спросить:
— А…дуб? Ну…тот Жёлудь? Когда ты его посадила?
Ядвига перевела взгляд с внучки на лесного великана. Тонкий перезвон окутывал ветви призрачным льдистым облаком. Отблески огней отражались в крохотных колокольчиках. Могучая крона поднималась над освещенными аллеями
— Через год, — наконец ответила старая ведьма. — Мы с Янушем смогли вернуться через год. Дом был обгоревший, с черными провалами вместо окон. Все вокруг заглушила лесная поросль. Даже внутри выросли тоненькие осинки, — она грустно улыбнулась. — Лешек как мог, закрывал поместье от грабителей. Я нашла могилу отца. Его холопы закопали. Без всяких почестей. Его и Лукаша в одной яме. Тогда я и посадила Жёлудь. Наложила заклятие на охрану рода и земли. Такое…детское, простенькое. Но тогда казалось, что это очень-очень важно.
Лизе внезапно захотелось подойти к старому великану, погладить шершавую кору, вслушаться в скрип и шепот темных ветвей, улыбнуться добродушному ворчанию древнего лесного духа, обитающему в стволе не одну сотню лет.
Она повернулась к бабушке.
— Януш знал о… тебе? — тихо спросила.
— Да, — так же тихо, не глядя на внучку, ответила Ядвига.
— А…Лих и Марийка?
— Знали. И их дети. Когда уже и они умерли, я ушла от семьи. Обо мне постепенно забыли. Я…помогла забыть, — она хмыкнула. — Вечно молодая тетушка пугала. Да и смотреть, как стареют и умирают родные люди, знаешь ли, больно.
— А…старуха? Старая Яга? — все-таки решилась задать мучивший ее вопрос Лиза.
Бабушка всегда очень скупо говорила о своей наставнице. В детстве Лизка представляла ее страхолюдной колдуньей из дурацких сказок, и однажды поинтересовалась: «Правда, что у Яги была костяная нога, бородавка на носу и длинный кривой зуб?» Бабушка тогда непонимающе уставилась на любопытную внучку, а потом вдруг выпалила:
— Нет! Неправда! Она была… как глубокие корни. Как камень, как черная степь, как лютый мороз зимней ночью! Она…ее никто не помнит, кроме меня. Только имя осталось. Я его себе взяла, чтобы… она знала, что я…что мне её не хватает…даже сейчас, спустя столько лет!
Лизке тогда почудилось невероятное — бабушка вот-вот заплачет! И девочка, всхлипнув, сама кинулась ей на шею, молча прижалась, уткнувшись носом в плечо, и засопела.
Ей-то можно…
Она маленькая…
Как же давно это было…
Ядвига помолчала минуту и ответила:
— Яга прожила ещё три года. Гоняла меня, как сидорову козу. Я же кто была — дитё балованное, шляхетское семя. Гонор с придурью вперемешку. Сколько она со мной возилась и нянчилась, я поняла, только когда у меня появилась Мара... Когда Яга ушла, я тосковала едва ли не сильнее чем за отцом. И злилась, что она меня бросила, что не все знания передала. Она считала, что я не потяну, что я не той крови, что мир изменился, и многое должно уйти с ней. Наверное, она была права. Я же девчонкой сопливой была. Младше, чем ты сейчас.
Ведьма устало прикрыла глаза и подняла лицо к черному небу. Ветер к ночи стих. Редкие
Надвигалась буря — девушка явно чуяла ее приближение. Им нужно торопиться в Лес. Ближайший мало-мальски порядочный перелесок далеко. Городок пусть и небольшой, по современным меркам, но на километры вокруг раскинулись частные застройки, распаханные поля и скоростные трассы.
Значит, придется открывать тропу прямо тут, около трехсотлетнего великана. В толпе отвести глаза несложно. Даже если кто и заметит внезапное исчезновение двух очаровательных пани, то…мало ли какие чудеса случаются зимним вечером около колдовского дерева. Местные жители суеверны, а туристы спишут все на лишнюю чарку спотыкача и волшебную атмосферу близкого рождества.
Лиза отряхнула снег с колен и решительно поднялась, закинув на плечо рюкзак. Вопросительно глянула на бабушку. Та кивнула — пора!
Они шли сквозь толпу, как нож сквозь масло. Люди, казалось, не замечали двух женщин, идущих прямиком к старому дубу. Не замечали, но почтительно расступались перед ними, поспешно отходили в сторону, пропускали вперёд.
Зашумели ветви, приветствуя долгожданных гостий, закачались, зазвенели колокольчики на тонких цепочках.
Лиза взяла бабушку под руку и, не останавливаясь, шагнула в густой туман открывшейся тропы.
Звуки города и шум сотен голосов остались позади, истаяли вместе с запахами свежей выпечки и бензина, сладких духов и алкоголя.
Ледяной ветер сорвал с головы капюшон, запорошил глаза пригоршней колючего снега. Лиза вытерла рукавом мокрое лицо и разлепила ресницы. Осмотрелась вокруг.
Еловые лапы до самой земли.
Сугробы по колено. В белом ночном сумраке между деревьев мелькали призрачные огни. Вспыхивали желтые точки глаз.
Волки?
Духи?
— Вы бы ещё дольше сидели. Аккурат к бурану бы заявились. Ладно, бабка твоя маразмом страдает, но ты-то, Лизка, всяко сообразительнее будешь, — низкий скрипучий голос сплетался с гулом ветра в высоких кронах, с хрустом наста под ногами. Из широкого древесного ствола выступила знакомая фигура лешего.
— Не бурчи, мы не опоздали. Ещё есть время, — бабушкин
голос звучал на удивление бодро. Казалось, Ядвига сбросила с плеч непосильную тяжесть последнего выбора и теперь дышала полной грудью, наслаждаясь холодом зимней ночи и…долгожданной свободой?
Лиза поправила рюкзак на плече и, шагнув к нелюдю, по-свойски стукнула его в грудь кулаком.
— Тебя зовут Лешек. Я знаю, — она всмотрелась в знакомое с детства лицо, тщетно пытаясь отыскать черты диковатого пацаненка из бабушкиной памяти.
Темная кожа с трещинами морщинами, серые — зимние глаза под кустистыми бровями, жилистые руки с узловатыми пальцами, вечно босые ноги. От чудного бестолкового Лешека осталась спутанная грива седых волос да насмешливые искры во взгляде.
— Звали, — хмыкнул он. — Бабка твоя малахольная, да Старуха ещё. Больше никто.
На миг лицо нелюдя дрогнуло, и на удивленную Лизу взглянул мальчишка с бледной кожей и огромными, широко распахнутыми глазищами. На щеке красовался синяк, свежая царапина кровоточила на лбу…