Шрифт:
1 глава Таких, как ты, не бывает
Все, что видим мы, – видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей – не видна.
Омар Хайям
"Если бы меня кто-то спросил, согласна ли я пережить все это еще раз, то я, не задумываясь ни на минуту, ответила бы:
– Да!
Сегодня не принято
Он ворвался в мою жизнь, полностью перевернул ее и исчез без следа. Как торнадо или ураган. Но я знаю: ураганы всегда возвращаются. И в этом они похожи на мужчин.
Мужчины … наша жизнь и смерть, боль и радость, благословение и проклятие. Мы, современные женщины, все можем. В горящий пентхаус войти, "Ламборджини" на ходу остановить. Мы одного не можем – сказать тихо и просто:
– Любимый мой, жизнь моя, душа моя, дышать без тебя не могу и не хочу.
Кто –то из читателей сейчас поморщился:
– Фи, пафос! Не сыпь мне сахар на варенье, автор, – и с этими словами закрыл мой блог.
Ну что же делать? Значит, это не мой читатель. А мой останется и дослушает эту историю.
Мы, современные женщины, разучились растворяться в любви, растворяться в Нем – единственном. Ждать с замиранием сердца это чувство. Переживать его в полную силу, не считая, не выгадывая, не требуя ничего взамен.
Любимый мой, таких, как ты, просто не бывает! Мы с тобой вряд ли проживем долгую и счастливую жизнь. Нас не похоронят в одной могиле. Но если бы это случилось, то на могильном камне я бы написала: "Ни с тобой, ни без тебя".
из блога Веры Бахревой "Дневник незнакомки".
Восточный Йемен, пустыня Руб–эль –Хали, граница с Саудовской Аравией
Ами Росс дочитал блог Веры Бахревой и закрыл ноутбук. Его длинные сильные пальцы погладили матовую серебристую крышку. В ярком свете ночной лампы блеснул на безымянном пальце огромный перстень, украшенный затейливыми буквами, которые ежесекундно меняли свой узор, складываясь в причудливые надписи.
Откуда же ты взялась, девочка? Таких, как ты, просто не бывает!
В эпоху всеобщей фальши и погони за деньгами, в эру продажности и скупого расчета – как получаются такие самородки? Столько лет любить незнакомца, которого видела лишь раз в жизни много лет назад. Любить так откровенно и самозабвенно!
Вера Бахрева… она бежит от прошлого, не знает будущего, и только он, Ами, прожженный циник и профессиональный убийца, который сам себе не принадлежит – смысл ее жизни.
Ами подошел к бару, взял стакан, наполнил его белым "Чинзано". Подцепил из вазы со льдом несколько кусочков и бросил в стакан. Залпом выпил, не чувствуя вкуса. Буквы на кольце полыхнули алым и сложились петлей.
– Молчите! – резко сказал он. – Я все знаю!
Буквы погасли и свернулись клубочком, словно напуганный громким голосом котенок.
Женщины… как много их было в жизни Ами! Молодых и не очень. Продажных и тех, что называют себя порядочными. А разница между ними только в возрасте и цене: порядочные стоят намного дороже. Менялись эпохи, вспыхивали и угасали королевства, гремели революции, а женщины оставались такими же: знали себе цену и искусно набивали ее в тех случаях, когда бог при их создании был невнимателен и рассеян. Торговали молодостью, красотой, умом, слабостью – всем, что можно выгодно
Ненавистный момент! Гадостный и мерзкий. В его ушах еще звучал манящий, чуть хрипловатый женский голос, который умолял:
– Еще, Ами, еще! Только не останавливайся.
А реальность уже вступала в свои права, требуя открыть кошелек, подключить связи, протолкнуть, помочь, защитить, посодействовать, спрятать, спасти. Или просто купить: кареты, дворцы, бриллианты, меха, автомобили, жизнь, свободу, карьеру. Все зависело лишь от эпохи.
И тогда он научился платить заранее и учил этому других.
– Как только женщина снимает трусики, нужно сразу начинать платить, – говорил он молодняку, размешивая лед в бокале с неизменным "Чинзано".
В ответ раздавался взрыв смеха. Молодые и рьяные мужчины еще упивались собственными сказками о мужской силе, способной очаровать женщину, покорить ее, заставить покорно выполнять свою волю.
Ами терпеливо пережидал взрыв смеха и добавлял:
– Простите! Оговорился. Начинать платить нужно до того, как она сняла трусики.
Как –то он, Ами, пришел к старому раввину –кабалисту из Иерусалима. Старик перешел все границы дозволенного: мелкие демоны и джинны, попавшиеся в его ловушки, и ставшие покорными рабами, исчислялись десятками. Раввин грустно посмотрел на него – в миндалевидных глазах мелькнули понимание и печаль. Ами дал ему немного времени перед смертью, чтобы осознать переход от этого мира к следующему.
Старик подошел к узкому окну. За ним громадой возвышалась Западная Стена Храма, которую крестоносцы, занявшие город, почему –то называли Стеной Плача. Горели костры, бросая блики на белые иерусалимские камни. Упоительно пахло жаренное мясо, щедро приправленное баснословно дорогими специями, что продавались в Европе на вес золота. Звенели мечи, пригвождая к камням последних врагов, тщетно пытавшихся спрятаться в узких переулках Иерусалима.
– Запомните, – глухо произнес старик, – этот мир держится не на мудрости. Только две вещи в нем важны: шпиц и хариц – выпуклость и впадинка, мужчина и женщина. На них стоит мироздание. Магия, что происходит между ними – это единственная сила, способная перевернуть вселенную. Если бы бог так не задумал, то он бы все перекроил заново. Но он этого не сделал, правда? Вместо этого он запутал нас своими умными книжками. У бога вообще есть чувство юмора, поверьте мне, молодой немолодой человек! Жаль, что я не понял этого раньше, проведя всю жизнь в строгом воздержании, читая мудрые книги и рисуя ловушки для демонов.
– Великий Омар Хайям понял это еще до тебя, –произнес Ами. – Как-то он сказал мне:
Я спросил у мудрейшего: "Что ты извлек
Из своих манускриптов?" Мудрейший изрек:
"Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной
По ночам от премудрости книжной далек".
Глаза незваного гостя налились клубящейся тьмой, рассеченной надвое вертикальным золотистым зрачком.
–Прощай, старик, –Ами направил на него руку с перстнем…
…Но эта девочка, Вера, сводила Ами с ума! Не давала покоя. Каждую запись в ее блоге он ждал сутками, неделями, иногда даже и месяцами. А потом многократно перечитывал, запоминая наизусть. Никто и никогда не любил его так искренне, ничего не требуя взамен, не зная, кто он, откуда и жив ли вообще.