Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945
Шрифт:
Я проехал вдоль своего участка фронта, который не производил впечатления целостности, что стало теперь делом обычным. Однако на фронте пока было спокойно. Слева от меня на расстоянии двух-трех километров я заметил русские танки, разворачивавшиеся в боевой порядок для атаки. Мои восемь танков присоединились в это время к более свежей батарее самоходных штурмовых орудий. Именно благодаря этой батарее мы смогли в последние несколько дней оторваться от противника. Я направил мобильную боевую группу из танков и самоходок навстречу приближающимся русским танкам, и в результате их атака на передовой была отбита. Однако другие танки противника уже прощупывали наш левый фланг. Подготовленный нами к уничтожению мост оказался взорванным раньше времени, при этом погибли двенадцать саперов. Как восстановить этот мост, жизненно важный для
На полевом командном пункте дивизии в Надольном создалась критическая ситуация. Прибыв туда, я поспешил к зданию с эмблемой оперативного отдела, но увидел там незнакомые лица. Штабы обеих дивизий расположились рядом, так как отступление предполагалось осуществить по единственному оставшемуся узкому проходу. Я зашел на КП 23-й танковой дивизии, расположенный по соседству с моим, и встретился с ее командиром. Генерал граф фон Бойнебург был, как и я, старым кавалеристом.
Дорога, по которой мы отступали, находилась под огнем противника. Чтобы как-то разрядить царившую атмосферу напряженности, я распорядился распаковать мой уже подготовленный багаж. До ночи 28 декабря отступление, о котором был отдан приказ, не началось.
На следующее утро мы занимали новые позиции. Деревень, указанных на карте, больше не существовало. Измотанные войска снова оказались на открытой местности при температуре минус двадцать пять градусов. Я провел ночь в помещении с двумя десятками других постояльцев: половина немцев, половина русских. Солдаты то и дело заходили погреться.
31 декабря с помощью танковой атаки пришлось спасать 63-й гренадерский полк, оказавшийся в окружении. Его ночное отступление сопровождалось жестокой рукопашной схваткой, в которой погибло около восьмидесяти человек, то есть десять процентов личного состава пехоты. Не был вполне успешным и маневр по выходу из этого боя. Одна боевая группа смогла пробиться к основным силам дивизии только следующей ночью.
Эту важную операцию по спасению нашей армии в Сталинграде мы начали две недели назад, и, несмотря на то что нам удалось вклиниться на 35 километров, у меня не было ни малейших иллюзий относительно ее перспектив. Если бы русские проводили свои операции более гибко, две наши дивизии, оказавшиеся в тяжелом положении, наверняка попали бы в ловушку, потому что с запада и с востока маршрут отступления был абсолютно не защищен.
Продолжающиеся мучения личного состава действовали на меня физически. Холод на глазах истощал его силы, особенно страдала пехота. В других родах войск можно было устроиться так, что какая-то часть солдат отдыхала ночью хотя бы час или два. Такой сон-забытье чрезвычайно важен для восстановления душевного равновесия. Спящего легко разбудить, в его подсознании сохраняется чувство опасности или боязни отстать при неожиданном отступлении.
Потери пехоты в живой силе были настолько велики, что больше не требовалось организовывать челночные рейсы автотранспорта для перевозки рот. Пока все не уладилось, арьергардам приходилось тяжело. При неравных силах и неспособности к серьезному сопротивлению они, тем не менее, обязаны были держаться и быть готовыми жертвовать собой.
На полевых КП батальонов сложилась мрачная обстановка. Кругом лежали убитые, их тела надо было отправлять в тыл для захоронения. Были и раненые пленные, испытывавшие неимоверные страдания, так как их открытые раны оставались не защищенными от холода. С какой готовностью эти несчастные русские отвечали улыбкой на улыбку тех, на чью милость они сдались! Как бесстрашны были женщины, чьи дома загорались от артиллерийских снарядов! Вокруг шел бой, но то там, то здесь можно было видеть, как они пытаются усмирить пламя. С усмешкой пускали солдат в свои дома, а сами ночевали в подвалах и сараях. Да и вообще незаметно было, что они ненавидели нас так же, как люди в тех западных странах, которые подверглись вторжению. Может быть, эти русские женщины были слишком далеки от политики, чтобы ненавидеть. И в них сохранилось еще достаточно набожности, чтобы надеяться, находя утешение в своих иконах.
За первые десять дней 1943 года я сменил расположение своего главного КП только один раз, так как фронт немного стабилизировался. К нам в качестве пополнения прибыла дивизия СС из состава 1-й танковой армии, переброшенная с Кавказа, была еще и 16-я моторизованная дивизия под командованием графа Шверина. Долгое время эта дивизия осуществляла, по крайней мере, наблюдение за большой брешью между левым флангом Кавказской армии и 6-й армией в Сталинграде. Такие большие бреши были характерны для этой кампании, – огромные русские пространства поглощали столько людей. Все «заполненные» позиции тоже имели свои бреши.
17-я танковая дивизия черпала новые силы не только из присланного корпусом пополнения, но и из своих собственных резервов. Опять появилась возможность проложить оборонительные линии в непосредственной близости от населенных пунктов, что сразу же улучшило обстановку в войсках. 3 января дивизия получила пополнение из 50 танков.
Бои в период со 2 по 7 января на Малой Куберле и с 7 по 10 января вокруг Кутейникова и северо-западнее вдоль Сала распались на ряд отдельных стычек. И вновь боевые группы дивизии оказались оторванными друг от друга на расстояние до 30 километров, что значительно затруднило совместное проведение операций. Невозможно достичь успеха без постоянной перегруппировки сил и сосредоточенного применения бронетехники. Кроме того, легкие артиллерийские батареи, зенитные батареи (используемые для наземных действий), батареи орудий на механической тяге и штурмовых орудий должны были обычно придаваться отдельным боевым группам, так как пехота сама по себе не имела эффективных противотанковых средств.
Изменился характер боев. Теперь дивизия действовала не в одиночестве. Кроме того, уменьшились опасения, что Верховное командование отдаст дивизии приказ удерживать некую позицию до последнего. Разумеется, росло ощущение, что корпус получит указание избегать окружения. Такая опасность по-прежнему сохранялась. На территории между Салом и Доном, не защищенной германскими войсками, противник продвигался все дальше, обходя таким образом корпус с севера. Тем не менее, фронтальное наступление ослабевало. Наступая, русские так быстро захватывали территорию, что начали страдать от проблем со снабжением, как и все стремительно наступающие войска на русском театре войны. Русские пехотинцы, не имея поблизости деревень для отдыха, перед атаками вынуждены были ночевать прямо на подготовленных позициях, что несколько ослабляло их силы. Нарушилось снабжение горючим и запчастями для танков, поскольку нужны были грузовики. От недостатка продовольствия они не страдали, так как захватили множество немецких складов.
При таком характере боевых действий у меня больше не было возможности проводить каждый день на главных участках боев. Управление операциями обычно требовало моего присутствия на полевом КП, но мне удавалось ежедневно посещать один-два таких участка.
Хотя войска вели бои практически без передышки, им требовалось несколько часов отдыха в каком-нибудь доме, либо в грузовиках на марше, либо на более спокойном участке фронта. Их командирам тоже приходилось как-то выкраивать время для отдыха. В Котельникове я жил со своим адъютантом в довольно неуютном доме, принадлежавшем типовому государственному хозяйству, где домашнюю работу выполняла пожилая калмычка. Мы находились в калмыцких степях. В Ермакове у меня тоже был маленький домик, в котором мне удалось провести две или три спокойных ночи подряд. Начальник оперативного отдела имел привычку будить меня по любому важному вопросу. Для меня не составляло труда стряхнуть с себя сонливость и быть таким же бодрым, как и днем. Стоило вновь прилечь, и я мгновенно засыпал. До чего же мало надо человеку, который постоянно сталкивается лицом к лицу со смертью! Нужен сон, укрытие от холода, еда – и ничего более.
Я засыпал в маленьких хатах, где всегда имелась так называемая сталинская кровать – железная койка. Практически каждое утро, даже если отсутствовал всю ночь, я принимал холодный душ в резиновой ванне, после чего был завтрак с крепким чаем. В тех редких случаях, когда мне приходилось быстро покидать свой КП, я никогда не бросал свой багаж.
Так как я обычно возвращался на полевой КП, мне всегда удавалось там погреться часа два-три, будь то днем или ночью. Жестокий холод можно вынести, пока знаешь, что сможешь где-то отогреться. А если такой перспективы нет, как это случилось с нашими войсками на русском фронте, то холод может превратиться в ужас.