Ни сыну, ни жене, ни брату
Шрифт:
Ёж расплатился. Вышел. Открыл дверцу Дюку.
Они разделись в гардеробе, прохладном и мраморном, как собор.
Поднялись по просторной лестнице, вошли в комнату, обшитую деревом. По бокам комнаты были две массивных двери с табличками, и возле каждой сидело по секретарше.
— Стой здесь, — велел Ёж, а сам пошёл направо. Но, прежде чем кануть за дверью, бросил Дюку взгляд, как бросают конец верёвки, перед тем как прыгнуть в кратер вулкана. Или нырнуть в морскую глубину. Или выйти из ракеты
Ёж скрылся за дверью, подстрахованный Дюком.
Дюк остался стоять как столбик. Хотелось есть. Он ничего толком не понимал, что происходит, однако сообразил, что кто-то создал условия для взятки и Ёж, не обладая высокой нравственностью, загрёб взятку в норку своими куцыми лапками. Теперь его вызывают и требуют объяснения, и Ёж сильно расстроен, поскольку придётся снимать с иголок чужие деньги, которые успели стать его собственными.
Секретарша справа сосредоточенно копалась в бумагах. Потом достала то, что искала, и вышла из комнаты.
Вторая секретарша держала возле уха трубку и время от времени произносила одну и ту же фразу: «Ты совершенно права». Пауза, и снова: «Ты совершенно права».
Дюку стало скучно. Он прислонился спиной к правому дверному косяку и съехал вниз, скользя по косяку спиной.
Он рассчитывал посидеть на корточках для разнообразия жизни. Но не удержался, повалился спиной на дверь.
Дверь поехала, Дюк поехал вместе с дверью, и в результате получилось, что его голова и туловище оказались лежащими в кабинете, а ноги остались в приёмной, и он был похож на труп, вывалившийся из чулана.
В этом лежачем положении Дюк сумел рассмотреть, что в кабинете двое: Ёж и ещё один, похожий на бывшего спортсмена, вышедшего в тираж по возрасту.
— Что это? — испугался спортсмен.
— Это моё, — смутился Ёж.
Дюк тем временем поднялся на ноги, и спортсмен получил возможность рассмотреть Дюка в вертикальном положении — узкого в кости, с круглыми перепуганными глазами, с вихром на макушке. Спортсмен смотрел на мальчика дольше, чем принято в таких случаях. Потом почему-то расстроился и сказал Ежу:
— Ну вот что! Пишите заявление по собственному желанию, и чтобы в торговле я вас больше не видел. Чтобы вами не пахло. Ясно вам?
Говорил он грубо, но Ёж почему-то обрадовался, у него даже глаза вытаращились от счастья.
— Спасибо! — с чувством вякнул Ёж.
— Меня благодарить не надо! — запретил спортсмен. — Мне вас не жалко. Мне детей ваших жалко. Хочется думать, что яблоко от яблони далеко падает. Идите!
Ёж стоял, парализованный счастьем. Дюк тоже не двигался.
— Иди, иди, — мягко предложил спортсмен Дюку. — И папашу своего забирай…
Спустились по лестнице, не глядя друг на друга. Молча взяли пальто у гардеробщика.
Вышли на улицу.
— "Не пахло"… — обиженно передразнил Ёж. — Да я и сам к этим магазинам на пушечный выстрел не подойду. Плевал я на них с высокой колокольни! А ещё лучше — с низкой, чтобы плевок быстрее долетел. На этой мебели посидишь, людей начинаешь ненавидеть. Стая… Да и то в стае свои законы. Вот волки, например… Да что мы здесь стоим? — спохватился Ёж. — Пойдём выпьем!
Они перешли дорогу, влекомые вывеской «Гриль-бар».
В баре почти пусто. За столиками в пальто сидели редкие пары. Играла тихая музыка.
— Есть хочешь? — спросил Ёж.
— Сейчас нет, — ответил Дюк.
Он хотел, потом перехотел и только чувствовал в теле общую нудность.
Ёж принёс бутылку коньяка с большим количеством звёздочек и лимон, нарезанный кружками.
Разлил коньяк по стаканам, себе полный, Дюку — половину.
— Тебя как зовут? — спросил Ёж.
— Саша, — вспомнил Дюк.
— Ну, Саша, — Ёж поднял стакан. — За успех мероприятия!
Дюк широко глотнул. Закусил. Ему стало пронзительно от коньяка и кисло от лимона.
Ёж выпил. Скрючил лицо, как резиновая кукла, сбив нос и рот в одну кучу. Потом вернул все на свои места.
— Жаль, что меня не посадили, — сказал он.
— Куда? — не понял Дюк.
— В тюрьму, — просто ответил Ёж, размыкая лимонное кольцо в лимонную прямую. — Скрыться бы от них ото всех. Поменять обстановку. В тюрьме, если хочешь знать, тоже жить можно. Главное, знаешь что?
— Нет, не знаю.
— Главное — остаться человеком. Я помню, после войны пленные немцы дома строили. На совесть. Я спрашиваю одного: «Ты чего стараешься?» А он мне: «Хочу домой вернуться немцем». Понимаешь?
Дюк внимательно слушал Ежа, но проблемы немца были далеки от его собственных проблем.
— Вы мне «Тауэр» обещали, — намекнул Дюк.
— Приходи и бери, — согласился Ёж.
— Так нету же, — растерялся Дюк.
— На базе нету, а у меня на складе есть. Один. Бракованный. Стекло треснуло. Но стекло заменить — пара пустяков. Мои ребята и заменят.
Ёж посмотрел на часы и сказал:
— Сегодня я уже не вернусь. Давай завтра. С утра. Ты сам придёшь? Или пришлёшь?
— Пришлю, — важно ответил Дюк.
— Я его грузину одному обещал. Но отдам тебе.
— Спасибо, — поблагодарил Дюк.
— Тебе спасибо. То, что ты сделал, дороже денег. Ты в самом деле счастье приносишь?
— Всем, кроме себя, — сказал Дюк.
— Это понятно, — поверил Ёж.
— Почему понятно?
— Или себе за счёт других, или другим за счёт себя, — объяснил Ёж.