Ни живые, ни мёртвые
Шрифт:
Я переживала за Тинг. Не скажу, что она была моей подругой, но я чувствовала в ней некую родственницу по крови: как и я, она долгое время жила в Китае, пока не переехала в Англию. По каким причинам я понятия не имела, да и не интересовалась. Не так много что я знала о Тинг: ни о её родителях, ни о личной жизни, ни о хобби и ни обо всём остальном. Мы часто находили в себе отдушнину от непривычной страны и делились друг с другом воспоминаниями о родных краях, об азиатской культуре, о бурлящей жизни среди похожих на нас людей. Мы обе чувствовали себя здесь, в Равенхилле, чужими, слишком выбивающимися из
У многих из нас бывали такие знакомые люди, с которыми ты общался лишь на определённую тему, ведь ни в каких других, даже в лучших друзьях, ты такого найти не мог.
Эх, не хотелось бы потерять такого человека...
– Тебя допрашивали?
– матушка на свой грозный вопрос получила от меня утвердительный кивок.
– И ты мне ничего не сказала?
– Я и полиции ничего не сказала, потому что ничего не знаю, - честно ответила я, втыкая булавки в плюшевого ворона, которого я использовала в качестве игольницы.
Теперь не могу, когда меня прерывали на середине выкройки или шитья нового костюма. Уже собралась с мыслями, приготовилась, разогналась, а тут на тебе - матушка решила напомнить о себе и отвлечь от любимого дела. Я кинула взгляд на то, что пока получилось: чёрная атласная ткань, множество линий с пометками, аккуратные чертежи будущего викторианского платья с элементами ханьфу. Сочетание стилей - сложное дело, но не невозможное для меня. Я обожала шить - это моё призвание, дар, единственное счастье жизни. В шуршании тканей, бархатном прикосновении, переливе цветов, серой дорожке графита на выкройке - во всём этом я находила нечто близкое к своему чёртсвому сердцу, обожаемое до каждой нитки и иголки.
Ах да, я любила собственные наряды больше, чем людей.
Мэри в нерешительности замерла посередине комнаты, осматривая её так, словно видела впервые. Но ничего интересного не нашла: ни на серых стенах, ни на пробковой доске, увешанной важными заметками, ни в книжных шкафах без единой пылинки, ни в аккуратно разложенных по пластиковым коробкам многочисленных тканях, ни в одежде, которой было слишком много. Будь моя воля, сделала бы это помещение куда более роскошным, ярким и красивым, но матушка пересекла любые мои идеи по этому поводу на корню. Даже нормально развесить все мои сшитые костюмы запретила, словно малочисленные гости, порой к нам заходящие, могли упасть в обморок от слишком экстравагантного вида.
Какая же чушь.
– Ох, нехорошо это, нехорошо, - уже беспорядочно бродила по комнате Мэри, словно незаметно хотела проверить, не спрятала ли я от неё чего-нибудь запретное.
– Пошла сейчас такая молодёжь, которая везде ошивается, ничего не боится, огрызается. А потом пропадает...
– Потому что взрослые дяденьки хотят их изнасиловать или убить, - слишком жёстко ответила я, понимая, что заходила на опасную зону разговора.
– Тут проблема не в молодёжи, а в общей безопасности.
Матушке тут же не понравился мой тон. Она резко остановилась, не сводя взгляд от
– Тебе стоит поменьше смотреть телевизор.
Я раздражённо закатила глаза. Боже мой, почему это так тупо?!
– Это не он якобы плохо на меня влияет, это мои собственные суждения и выводы.
– А я с ними не согласна, - Мэри схватила пульт, лежащий рядом со мной на кровати, и настолько сильно его сжала, что тот треснул.
– Что за поведение ты сегодня допускаешь, а? Что за тон, что за слова? Разве этому я тебя учила, а?
– она кинула сломанный пульт на мой стол и зачем-то добавила: - А потом сбежишь из дома и тоже пропадёшь, как твоя одногруппница. Надо быть осторожнее. Ты помнишь об этом, сяо-Рави?
Вдох. Выдох.
Терпеть не могу, когда меня так называли.
Вдох. Выдох.
Я держала себя в руках, хотя с силой вцепилась накрашенными ногтями в ткань. Успокоиться, надо успокоиться. Не стоило тратить нервы на таких бестолковых людей, как моя приёмная мать. Будь она умнее или имела бы хоть капельку ко мне уважения, я бы её полюбила или приняла бы такой, какая она есть. Но Мэри лишь всё время докучала, мешала, накидывала на меня ярлыки, как верёвки на шею, и тянула. Постоянно, усердно тянула, дожидаясь, когда же я задохнусь.
А воздуха во мне оказалось много.
– Как тут забыть, когда ты говоришь эту фразу триста раз на дню, - проворчала я себе под нос и громче сказала: - Да, помню, матушка.
Мэри благосклонно улыбнулась, до сих пор неотрывно на меня смотря.
– Я надеюсь, ты так же помнишь и обо всех остальных правилах, да? Не сплетничать, не читать новости, не выходить ночью на улицу, никуда не ходить без разрешения. В Равенхилле всегда было опасно, а раз ты говоришь, что пропала девочка, значит, стало ещё опаснее.
Логично.
Интересно, клетку мозга ей прибавил недавний завтрак или просто сегодня ночью выпавший снег? Раздражение - именно это чувство усиливалось во мне каждую минуту, пока я находилась рядом с матушкой. Я не могла как-то иначе реагировать на её присутствие, хотя понимала, что она в какой-то степени хороший человек. Верна мужу, вкусно готовила национальные китайские блюда, вполне хорошо зарабатывала на дистанционной работе, заботилась о бездомных животных. Мэри действительно была щедра и добра.
Вот только ко всем, кроме меня.
– Если так страшно жить тут, зачем мы вообще сюда переехали?
– я безвольно опустила руки, с лёгкой грустью наблюдая за всеми своими костюмами.
– Ты должна получить самое лучшее образование, - жёстко отрезала женщина.
– А в Китае его разве нельзя получить?
Наши взгляды пересеклись в яростном сражении.
– Англия лучше для этого подойдёт!