Ничего кроме надежды
Шрифт:
Дежнев заставил себя выждать еще пятнадцать нескончаемых минут. Командир подрывной группы, посланной на мост, доложил тем временем, что объект к взрыву подготовлен.
– Добро, – сказал комбат. – Как только пройдут – рви к чертовой матери. Только не торопись! Мне нужно, чтобы они все были на той стороне, понял? Об исполнении доложишь немедленно, а если к тому времени откажет связь – дашь три красные ракеты в нашу сторону, авось разглядим и в тумане...
Туман к этому времени стал гуще, видимость сократилась до какого-нибудь полукилометра – от силы. Вообще атаковать в тумане комбат
– Давай вторую роту, – сказал он телефонисту.
– Вторая на проводе, товарищ капитан! – через пять минут доложил тот.
Дежнев взял трубку.
– Мито, слушай меня...
– Старший лейтенант Барабадзе убит, – пропищало в трубке, – ротой командует лейтенант Голованов...
– Убит Барабадзе?! – крикнул Дежнев и горестно выругался. – Голованов, слушай, Голованов, ты мой голос узнаешь?
– Так точно, товарищ капитан, слушаю вас...
– Голованов, давай быстро отводи роту! Отходите на эту сторону бетонки, пропускай их на мост – ты меня понял? Налево по бетонке не пускай, слышишь? Нет, ни в коем случае! Левый фланг укрепи всеми противотанковыми средствами, какие у тебя остались, а правый и центр отводи к высоте двести восемь! Ты понял?
– Понял, товарищ капитан, укрепить только левый, пропускать к мосту...
– Давай действуй, лейтенант, действуй оперативно, мне нужно, чтобы через полчаса «пантеры» были по ту сторону моста! Обстановку докладывай каждые десять минут, я буду на проводе...
Бросив трубку, он выругался еще раз, вспомнив о Мито Барабадзе. Убитый на Курской дуге Мишка Званцев верно говорил, что на фронте хоть не заводи друзей, не успеют двое подружиться – обязательно одного не станет. Бедный Мишка, накаркал ведь себе, как в воду глядел! Погиб и Звонарев, а теперь вот и Мито – года вместе не провоевали, эх, черт...
Нетерпеливо поглядывая на смолкшие до времени ящички телефонов, капитан побарабанил пальцами по каске, которую держал на коленях, закурил и тут же бросил папиросу – во рту было горько. Он вспомнил, что с утра ничего не ел, от злости не было аппетита.
– Федюничев! – позвал он. – Дай-ка пожевать чего-нибудь, не будь жлобом. С таким ординарцем с голоду подохнешь, если сам не напомнишь...
– Завтракать надо было, когда давал, – с обидой отозвался тот. – Иде я вам тут сейчас готовить буду?
– Да кто тебя просит готовить, сухарь в кармане найдется?
Федюничев, продолжая занудливо ворчать, повозился в своем сидоре, поставил рядом с телефоном вскрытую банку тушенки и положил краюху хлеба. Комбат стал есть, выковыривая мясо складным ножом. «Везучий я какой-то, – думал он равнодушно, со странным безразличием к самому себе. – Ребят вокруг так и косит, а я как заговоренный... Верно, под самый конец и накроюсь, с везучими всегда так...»
Заныл зуммер, он торопливо дожевал кусок. Голованов испуганным каким-то голосом доложил, что «пантеры» выходят на бетонку.
– Добро, – сказал Дежнев. – Это то, что надо. Ты, лейтенант, не сомневайся, я ведь слышу, что сомневаешься. Смотри только, чтобы они на мост пошли, левый фланг держи в кулаке.
Зазуммерил второй телефон-, комбат бросил трубку, схватил другую.
– Гансы уже тут, – лаконично сообщил командир подрывников.
– Проводка у тебя надежная, проверял?
– Цепь дублирована, сработает без осечки.
– Смотри. Только не торопись, не спеши! Рванешь раньше времени, испортишь мне всю обедню...
– Я понимаю. Пропустим всех, не беспокойтесь...
– Добро. Радист!
– Слушаю, товарищ капитан!
– Запроси командира самоходок, где они там чикаются...
– Отставить, – пробасил сзади незнакомый голос.
Дежнев оглянулся – в дверях блиндажа стоял плотный невысокий офицер в черном замасленном комбинезоне, из-за его плеча выглядывало лицо Козловского.
– Чего нервничаешь, капитан, воевать надо спокойно, – сказал офицер, подходя к нему, – а ты трепыхаешься, как старая дева перед брачной ночью. Ну, будем знакомы – майор Верзилин.
Комбат встал.
– Извините, товарищ майор, я...
– Да ладно, что я – не понимаю? А задержались не по своей вине, у нас...
На столе у телефонистов запели одновременно два или три зуммера – Дежнев, не дослушав майора, кинулся к телефонам.
– Первый на проводе! Что? Уже? Ясно, давай сматывай свое хозяйство и гони сюда. Алло – вторая? Голованов, слушай меня – бронебойщиков выдвигай дальше вдоль шоссе, слышишь, до самого поворота – пусть занимают позицию фронтом на юго-запад... Карта у тебя есть? Карта, спрашиваю, под рукой? Так вот, займи участок от поворота шоссе – нашел? – до мельницы, дальше не нужно, не растягивай...
Он положил трубку и обернулся к Верзилину, сдвинув в сторону телефоны и смахивая с карты хлебные крошки.
– Ну что, товарищ майор, уточним план действий? Козловский, начинай погрузку десанта...
Через час он, стоя с биноклем в руках и шлемофоном на голове в открытом бронекорпусе легкой САУ-76, ловил в поминутно запотевающие стекла серые фигурки своих мотострелков, которые бежали, падали, вскакивали и снова бежали, короткими перебежками подбираясь к окраинным домам Шегедьвара. Местечко горело, и горели раскиданные по бурому осеннему полю темные бесформенные туши десятка «пантер», оказавшихся на пути наших тяжелых «зверобоев». Бой продолжался несколько минут – Дежнев вспомнил, как когда-то приходилось отбиваться от немецких танков сорокапятимиллиметровыми пукалками; а теперь тяжелые гаубицы – сто пятьдесят два миллиметра – используются как ПТО, лупят в упор прямой наводкой. Их даже новые «королевские тигры» не выдерживают, куда уж «пантерам»...
ИСУ-152 сбросили десант, проутюжили узкие улочки Шегедьвара и ушли дальше, теперь звуки танкового боя – точнее, побоища – доносились издалека, заглушаемые туманом. Здесь слышалась более привычная ему слитная трескотня автоматического стрелкового оружия и уханье минометов. Воздух от дыма и тумана казался каким-то сгущенным, неразличимые голоса пищали в наушниках радиошлема. Комбат, чувствуя себя ряженым в этом непривычном танкистском убранстве, поправил на горле контакты ларингофона и громко заговорил: