Ничейная земля
Шрифт:
— Это... — смущённо произнёс другой. — Пузть поют, зержант, что вам зтоит...
— Молчать! — рявкнул тот, оборачиваясь.
— Ну пожалуйста! — взмолилась одна из послушниц так жалобно, словно это необычайно важно лично для неё. — Только одно песнопение!..
— Зержант, ну что вам зтоит, — настаивал тот же солдат, прижимая руку к сердцу. — Ну что злучится, езли они зпоют эту звою пезенку?
Сержант наконец сдался, раздраженно цокнув языком.
— Ну ладно, — произнёс он, всем своим видом выражая крайнее недовольство. — Только один гимн — а потом убирайтесь в свой монастырь и оставьте нас в покое. Договорились?
Сестра Каридад просияла, как будто услышала самую чудесную новость. Развернувшись, она дала знак послушницам, и они тут же выстроились вокруг легионеров широким полукругом, придерживая свои просторные одеяния так, чтобы между ними не осталось ни малейшего просвета.
Когда все построились, как того требовала мать-настоятельница, хор послушниц затянул первые строфы гимна, словно по мановению дирижёрской палочки:
Истинная любовь — Господь наш Иисус Христос.
Сладчайший наш долг — смирение и милосердие.
Под взглядом Божиим,
Благословляющим страждущих,
Служение Иисусу в его милосердии,
В утешении страждущих на земном пути.
Вся наша жизнь —
Служение любви,
Открывающей путь к вере,
Бог триединый
Навек поселился в наших сердцах,
Цель нашей жизни — любовь к Богу,
Мы ищем его потерянный след,
Чтобы раствориться в любви.
В ответ на наш зов
Его любовь нас бережет.
Когда отзвучала последняя строфа гимна и девушки замолчали, солдаты не смогли удержаться от аплодисментов.
Пользуясь тем, что хор послушниц выстроился так, чтобы скрыть от солдат выход из храма, Райли и Джек незаметно пробрались за спины часовых, пока те, заглядевшись на представление, совсем забыли о своих винтовках.
Они даже не пытались сопротивляться, когда Эустакио и его племянник Адальберто — парнишка не старше восемнадцати лет — заломили им руки и крепко связали. Легионеры по-прежнему хлопали глазами, не понимая, что происходит и откуда среди ангелоподобных послушниц взялись два типа в чёрном, которые явно всё подстроили.
— Уводи всех, — велел Райли Эустакио. — Только тихо. Чтобы ни единого звука!
— А что с теми двумя? — спросил он, вспомнив о связанных солдатах, оставшихся в церкви. — Что с ними будем делать?
— Ничего. Только засунем в рот кляпы и свяжем покрепче.
Крестьянин кивнул и подал знак Адальберто, который деловито обшарил их карманы, обнаружив пачку сигарет, спички, коробку леденцов «Хуанола» и складной нож.
— Бросай все это, и пойдём! — велел ему Эустакио. — Успеешь ещё пограбить, когда подрастешь.
— Мы должны их убить, — заявил парень, с жадностью глядя на лезвие ножа, отобранного у легионера. — Их нельзя оставлять в живых.
— Никто здесь никого не убьёт, — твёрдо ответил Алекс. — Тем более безоружных.
— Безоружных? — переспросил ошарашенный парень. — Они бы расстреляли нас всех не задумываясь, если бы им приказали.
— Я знаю. Но пока они не пролили ни единой капли крови, так что убивать их не за что.
— Они бы это сделали, — ответил юноша, приставив лезвие ножа к шее сержанта и гневно сверкая глазами.
— Я сказал — нет! — повторил Райли и грубо выхватил нож из рук Адальберто. — Помоги лучше своему дяде вывести остальных.
Что-то сердито проворчав сквозь зубы, юноша сунул нож в карман и бросился вслед за дядей, который уже шел к церкви.
Обернувшись, Алекс увидел, что сестра Каридад смотрит на него такими глазами, как будто видит впервые в жизни.
— В чем дело? — спросил он.
— А мы? — ответила монахиня вопросом на вопрос. — Что делать нам?
Райли указал на другую сторону площади.
— Полезайте в грузовик. Джек вас проводит.
Доминиканка бросила оценивающий взгляд в сторону грузовика с затянутым брезентом кузовом.
— Боюсь, мы все туда не влезем, — засомневалась она, оценивая взглядом размер кузова. — Ведь нас — почти сорок.
— Не волнуйтесь, все поместимся, — заверил Алекс. — А сейчас ступайте за Джеком, нельзя терять времени.
— За мной! — приказал монахиням галисиец.
Райли смотрел, как Джек, словно необычайно толстый гамельнский крысолов, уводит их за собой, а потом наклонился к сержанту — тот сидел, уставившись в землю, с написанной на лице ненавистью.
— Пойдём со мной! — сказал Райли, схватил его за плечо, с силой поднял на ноги и чуть ли не волоком протащил за собой несколько метров.
Затем без всяких церемоний толкнул его, заставив сесть на мостовую, после чего достал из кармана грубо нарисованную карту Бельчите, которую несколько часов назад начертил сын Эустакио.
— Я задам тебе несколько вопросов о расположении ваших войск в городе, — объявил Райли, вынимая кляп у него изо рта, — и очень надеюсь, что ты на них ответишь быстро и без выкрутасов. А если будешь артачиться, — добавил он, извлекая из-за пояса охотничий нож, — я тебе кое-что отрежу. Ясно?
— Я ничего тебе не скажу, красная собака! — сплюнул легионер.