Ничьи котята
Шрифт:
— У него остались любящая невеста и старая мать. Невеста так и не смогла оправиться от удара. Вряд ли она когда-то выйдет замуж. Мать после потери единственного сына тяжело заболела и сейчас лежит в доме престарелых, разбитая параличом.
— Я не хотела!
— В парке весной…
…Сердце колотится, словно пытаясь проломить ребра. Высокие стебли травы цепляются, хлещут ее по голым ногам, парковые дорожки остались где-то далеко в стороне. Сзади — топот множества ног и хриплое дыхание. Они нагоняют, нагоняют! Впереди из-за кустов выскальзывает фигура в сером комбинезоне. «Карина, подожди, не убегай! Мы хотим помочь тебе…» От страшного
— Его звали Роб Пульцер. Широко известный детский психолог и один из немногих, кто открыто выступал в защиту девиантов. Его смерть позволила ненавистникам девиантов издать инструкцию, в соответствии с которой не менее пятидесяти детей и взрослых, заподозренных в наличии скрытых способностей, оказались убиты при задержании. Только семеро из них действительно сопротивлялись, остальных убили, не дав ни одного шанса сдаться — просто из трусости. Пятнадцать убитых, в том числе трое сопротивлявшихся, не обладали никакими особым способностями, а из остальных только у одного имелся достаточно сильный дар.
Но она не виновата! Они пытались поймать ее! Она не хотела никого убивать! Получается… получается, она виновата не только в том, что убивала сама? Из-за нее убили других?!
— … и в Институте той ночью…
…Стерильно-белый коридор Института. Воющая в отдалении сирена, мерцающий свет. Топот ног за поворотом коридора. Только несколько ударов сердца — успеть ударить первой и умереть… Из-за угла появляются двое — полумрак скрадывает черты лица. Растерянные глаза смотрят на нее поверх дул пистолетов, пальцы дрожат на спусковых скобах пистолетов. Они совсем молодые, они видят перед собой перепуганную окровавленную девчонку и не могут поверить, что в нее нужно стрелять. Пальцы дрожат на спусковых скобах, в расширенных зрачках непонимание и растерянность, и невидимые руки врезаются им в лица, крушат носы и скулы, выдавливают глаза, и черепа трескаются от страшного удара о противоположную стену коридора…
— Им исполнилось по двадцать лет. За период до того у них закончился армейский контракт. Они успели проработать в Институте только два дня, и все, что успели увидеть в жизни — только ускоренные курсы подготовки охранников. Мать одного из них, узнав о смерти сына, попала в больницу с инсультом. Скорее всего, она умрет.
Но они хотели стрелять в нее! Не она начала! А мама… мама… я не знала! Я же не знала, что у него есть мама!!
Лица, лица, лица… Лица тех, кого она убила. Безжалостные слова, камнями падающие в вязкую пустоту ее души, и боль в сердце, усиливающаяся с каждой секундой. И бегущие по лицу слезы раскаяния и отчаяния.
— Я не хочу жить… — прошептала Карина. — Я не могу жить после такого… Дзинтон, пожалуйста, убей меня! Я очень тебя прошу, убей! Я не хочу помнить, я не хочу больше видеть кошмары! Я не хочу назад в Институт!.. Убей меня! Только не больно! Я не заслужила, чтобы не больно, но пожалуйста, пожалуйста!..
Комната закружилась вокруг нее, кровать покачнулась, и она почувствовала, что медленно падает на пол. Сильные руки подхватили ее, и ей стало тепло-тепло, как в объятиях мамы в далеком детстве.
— Нет, Каричка, ты не умрешь. Твоя смерть не изменит прошлое. Ты останешься жить, и жизнью своей искупишь принесенные тобой смерть и страдания. Прошу тебя, сделай так, чтобы те люди погибли не зря.
— Я искуплю! Я хочу! Но не знаю, как… — прошептала Карина, чувствуя, как проваливается в глубокую мягкую пелену сна. — Ты научишь меня… папа?
— Я научу тебя, Каричка, обещаю. А теперь спи. И кошмаров больше не будет.
И теплая дружелюбная тьма без сновидений поглотила ее.
«Широковещательный запрос. Всем-всем-всем. Экстренно. Сверхважно. Джао в канале. Прошу прислать точное время и тему последнего контакта с Майей в течение последней минитерции. Конец запроса».
— А потом мы с Кариной вырвали из пола большой стеклянный стакан и бросили его в витрину…
— В панорамное окно, — поправила Цукка. — В холлах панорамные окна, а витрины — в магазинах.
— Да, в панорамное окно, — кивнула Яна. — И мы побежали в дыру босыми ногами прямо по битым стеклам — мне было почти не больно, только жгло немного. А потом мы бежали по лесу, и сзади, кажется, стреляли, но Карина тащила меня за руку. И она сломала забор, а за ним начался лес. И… вот. Так мы убежали.
— Если точнее, Карина тащила тебя эффектором по дикому ночному лесу не менее семи верст, — добавил Дзинтон, входя в столовую. — Босая, с изрезанными ногами, накачанная химией, включая смертельный яд замедленного действия, который я с трудом нейтрализовал.
Он пододвинул стул к столу и уселся.
— У нее поразительное мужество и сила воли, — задумчиво добавил он. — Впрочем, Яна, ты тоже смелая и храбрая девочка. Ты ведь тоже несла Карину по лесу, когда та потеряла сознание. Вы спасли друг другу жизнь. Так что теперь вы ближе, чем настоящие сестры.
Цукка прижала руки ко рту.
— Ох… — прошептала она. — Ужасно! Дзи… но что ты такое говоришь про химию? Чем там занимаются в Институте, что тринадцатилетней девочке ввели смертельный яд?
— Спецлаборатории Института занимаются исследованиями девиантов по заказу Министерства обороны. Если точнее — по заказу Седьмого департамента, занимающегося исследованиями перспективных направлений в области вооружений. Там содержится два десятка девиантов со всей Катонии, у которых вирусный эффектор проявился сильнее всего. Яд замедленного действия регулярно вводится всем подопытным на случай, если кто-то из них убежит и явится в полицию. Он убивает в течение примерно суток, если не вводить противоядие. Яне его, к счастью, ввести не успели, а Карине я ввел чистящий антидот.
— Ужасно… — повторила Цукка. — Но, Дзи, почему никто не знает? Изуверство же чистой воды! Нужно писать в газетах, трубить по телевидению! За такое под суд отдавать надо!!
— Не все так просто, — вздохнул Дзинтон. — У военных крепкие связи с обеими правящими партиями, так что просто так против них не выступишь. Любое свидетельство против Минобороны тут же массово дезавуируют газеты и телеканалы, контролируемые правящей коалицией и правительством. Нужно независимое судебное разбирательство, а для него требуются серьезные доказательства. И именно потому я нахожусь здесь. Моя текущая цель — уничтожить Институт человека, причем уничтожить с настолько громким скандалом, насколько вообще возможно. С таким скандалом, чтобы полетели головы не только в Министерстве обороны, но и в правительстве и в правящей коалиции. Только, — он обвел внимательным взглядом Цукку и детей, — сами понимаете, болтать ни о чем нельзя. Тайна.