Ничто не случайно
Шрифт:
Выровняться; пересечь забор; скользнуть на небольшой скорости; поднимаясь вверх, сесть на холм…
Самолет коснулся земли, и я что было сил потянул на себя ручку управления, опуская заднее колесо глубоко в землю. С треском и грохотом мы прокатились через вершину холма, замедлились и остановились.
Еще мгновение я оставался в кабине, исполненный благодарности за то, что самолет ни на секунду не вышел из-под контроля. Возможно, случилась какая-то незначительная неполадка. Может быть, через клапан или через дырку, возникшую в поршне, масло попало в цилиндр.
Я
Я разобрал карбюратор и припомнил, как Пол Рэйд рассказывал об одном из своих приключений. «Перекрытие масляного насоса, – констатировал он несколько лет назад. – Ровно за две минуты просочилось три галлона масла. Этого было достаточно, чтобы развалить целый двигатель».
В течение нескольких минут вопрос прояснился. Подшипник, находившийся по центру двигателя, разлетелся вдребезги, и масло вместе с топливом проникло во все цилиндры. Вот откуда взялся дым и появилось масло на моих очках. На исходе лета Ураган скончался.
Я принял предложение фермера смотаться на его тракторе в Лорэл, что в штате Айова. Оттуда я позвонил Дику Виллеттсу, и он вылетел ко мне на своем Кабе. Я снова благодарил Бога за то, что он придумал друзей.
Я возвратился к биплану и на ночь накрыл его чехлом. Запасного двигателя не было. Я мог бы приехать сюда на грузовике, взять этот двигатель с собой, чтобы отремонтировать, или же утащить отсюда на трейлере весь самолет. И в том, и в другом случае, прежде чем он снова взлетит, прошло бы время.
Маленький желтый Каб замечательно смотрелся в небе, и Дик посадил его на вершину холма с такой легкостью, словно доставил перышко на подушечную фабрику. Мы улетали, оставляя Паркс посреди поля. Я забрался в Каб, устроился на заднем сидении, и мы, поднявшись над лугом, направились домой. Уменьшаясь в размерах, биплан выглядел все более заброшенным и одиноким.
Весь полет продолжительностью в час я ломал голову над тем, что же означала эта неисправность двигателя, почему он заглох именно так, именно там и именно тогда. Нет такого понятия, как неудача. Все имеет причину и таит в себе урок. Однако подчас вовсе не просто увидеть этот урок, и к моменту посадки в Оттумве я все еще не разглядел его. Только один вопрос о происшедшем с двигателем беспокоил меня:
– Почему?
Единственное, что нужно было проделать – это доставить биплан домой. Первая же буря навредила бы ему, первый же ливень убил бы его. Он не был рассчитан на погоду, уготовленную приближавшейся зимой.
Я занял грузовой пикап и длинный трейлер у Мэрлина Винна, человека, продававшего самолеты Цессна в аэропорту Оттумвы, и мы втроем – мой друг по колледжу Майк Клойд, Бетт и я – отправились на север, в путь длиной 80 миль. Нам предстояло каким-то образом разобрать самолет на части и взгромоздить их на трейлер, уложившись в пять часов, отпущенных нам до наступления темноты. Было не до развлечений.
– Печальное зрелище, не правда ли? – спросил Майк, указывая на желтые хрупкие крылья, лежавшие на земле после отсоединения.
– Да-а, – я согласился только потому, что мне не хотелось говорить. Самолет, как по мне, не выглядел уныло. Он превратился в кучу разбросанных по земле механических деталей. Он не был теперь ни живым, ни самим собой, ни личностью.
В ту минуту у биплана не было шансов взлететь, а он знал только жизнь, в которой летал или мог летать. Теперь он был деревом, сталью и тканью, пропитанной горючим. Груда запчастей, которые нужно погрузить в трейлер и отправить домой.
Наконец с бипланом было проделано все необходимое, и самое время было залезть в кабину и вплоть до прибытия домой направлять движение грузовика. Я по-прежнему не мог постичь, зачем произошло все это, какую важную вещь я упустил бы, не случись эта неприятность с двигателем.
Мы свернули на междугородное шоссе № 80, современную скоростную трассу.
– Майк, пожалуйста, окинь глазом трейлер, взгляни, не собирается ли что-нибудь свалиться с него сейчас или позже?
– Смотрится в полном порядке – ответил он.
Мы увеличили скорость до 40 миль в час, желая сделать путь домой короче. Нам хотелось приблизить конец этой игры.
При 41 миле в час трейлер принялся слегка вилять за нами, словно рыбий хвост. Я глянул в зеркало заднего обзора и коснулся тормозов.
– Держись крепче, – к собственному удивлению зачем-то сказал я.
На исполнение своей роли трейлеру понадобилось десять секунд; он уже не был кротким «рыбьим хвостом», но все более резко отклонялся влево и вправо и вскоре стремительно и неистово понесся за нами, болтаясь то туда, то сюда; кит, трясущий пастью, чтобы избавится от крючка. Покрышки визжали снова и снова, и вот пикап сильно швырнуло влево. Мы потеряли управление.
Мы втроем выглядели заинтересованными наблюдателями, сидевшими рядом друг с другом в кабине грузового пикапа, который не могли ни обуздать, ни остановить. Мы откатились в сторону, затем назад, я выглянул из левого окна, наблюдая, как трейлер столкнулся с пикапом, прижимаясь к нему до тех пор, пока мы не съехали с дороги. Я вполне мог бы дотянуться рукой до большого красного фюзеляжа и не отпускать его некоторое время, но тут мы соскользнули на полосу, поросшую травой и разделявшую нашу и встречную дороги.
Мертвое тело самолета кренилось, вздымая вверх одно из шасси, медленно покачивалось в течение секунды, и затем стало постепенно с треском и грохотом рушиться на траву, переворачиваясь вверх тормашками. Я сидел безучастно и наблюдал за центральной частью крыла, за тем, как, никуда не спеша, валились вниз его стойки, прогибаясь, треща по швам, разлетаясь на куски под тяжестью фюзеляжа весом в тысячу футов. Все происходило очень тихо. Словно из бумажного листа сворачивали пакетик.
Остановившись, мы обнаружили, что все выстроилось в аккуратный ряд: грузовик, трейлер, фюзеляж; они походили на морских существ, которые зацепились за траву и улеглись на ней бок-о-бок.