Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 1
Шрифт:
Я ничего не знал о Я, не мог знать, было ли это Я или нет, и уж точно ничего не знал о его опыте. Тогда я не слышал таких слов, как «мокша», знание, освобождение и свобода, а если даже и слышал, то они ничего для меня не значили.
Далее ты говоришь: «Вы двадцать пять лет пытались снова достичь его, а когда в присутствии Махарши вы окончательно обрели его, то тут же поняли, что это то самое состояние, в котором вы пребывали, когда вам было 6 лет».
Когда я пришел к Махарши, то увидел много людей, приехавших со всего мира, а не только из Индии. Они сидели рядом, разговаривали с ним, наслаждались его компанией. Почему мы все были там? Да потому, что мы все чувствовали
В нем было что-то такое, что тянуло меня к нему. Позже я понял, что это «что-то» имело сходство с тем опытом, которое у меня было в шестилетнем возрасте. Но в таком возрасте я не смог его оценить. Я не знал, что этот опыт, эта свобода – большая ценность, и открывается она только очень ограниченному числу людей во всем мире. Оно пришло ко мне неожиданно, и я не смог понять его истинную ценность.
Если маленькому ребенку предложить выбор между банкнотой в сто долларов и леденцом на палочке, он выберет леденец, поскольку не знает ценности денег.
Он не знает, что может купить тысячи конфет за одну бумажку.
Когда мне было шесть лет, у меня не было возможности по достоинству оценить этот опыт. Намного позже Махарши раскрыл мне его истинную ценность. Сидя перед Махарши, я наконец-то понял, что мой ранний опыт, который пришел ко мне без всяких усилий с моей стороны, был бесценным сокровищем, и раньше я этого не осознавал.
Вот теперь я прочту свой ответ, данный мною несколько месяцев назад, и посмотрю, совпадает ли он с тем, что я тебе сказал.
Ответ: В свои шесть лет я не считал этот опыт особенным. Я полагал, что каждый испытывал такое естественное состояние покоя, счастья и чистоты с самого рождения. Будучи ребенком, я был счастлив и верил, что все дети так же счастливы, как я. В период юности я видел некоторых святых в Пенджабе и других частях страны. И только тогда я понял отличие моего состояния от состояния других людей. Они ведут разговоры и цитируют отрывки из книг, не имея собственного опыта.
Такое можно увидеть в любом ашраме. Степенный свами с многозначительным выражением лица читает Священное Писание, но слова, слетающие с его уст, не подкреплены его собственным опытом. Куда ни приди – в Ришикеш, Харидвар, Тапован, – везде есть свами, которые читают тексты и ведут беседы о том, прямого опыта чего у них не было.
Такие люди встречаются в каждом ашраме в Индии. Их лекции привлекательны, но слова взяты из прочитанных ими книг, а не из их собственного опыта.
Придя в Раманашрам, я встретил своего учителя и обнаружил, что он сильно отличается от других святых. Увидев его, я понял, что он пребывал в таком же состоянии, какое я испытал в шестилетнем возрасте. Но в том возрасте я не оценил его или не осознал его ценность. Оно пришло ко мне само по себе, когда мне было шесть лет. После встречи с Махарши я понял его ценность. Я осознал, насколько это редкий опыт и что лишь немногие испытывают его.
В своем вопросе ты говоришь, что на протяжении двадцати пяти лет я пытался снова обрести его. Правильнее будет сказать, что я просто не мог описать, что я испытал. А дело в том, что это не может быть описано. Описать можно объект зрительного, слухового или тактильного восприятия, а покой и счастье, которые я испытал, нельзя описать или обрести с помощью какой-либо деятельности ума. Описать можно лишь объекты прошлого, но не настоящего.
Тот опыт, который я испытал в шестилетнем возрасте, постоянен. Он есть настоящее, и я всегда пребываю в нем.
Описать можно лишь переживания объектов. Ментальный опыт может быть описан, потому что такой опыт является объектом, воспринимаемым субъектом. Все ментальные опыты подобны этому. Но тот опыт за пределами ума, так как же его можно описать? Как описать что-либо, если нет переживающего?
Этот опыт никогда не был описан. Его никогда не передавали на словах, он никогда не был раскрыт, никогда не был описан в текстах. Что бы ты ни прочел о нем – это не истина, не этот опыт. В Упанишадах и Ведах изложено много чудесных историй и философий, но сам автор Вьяса признает в конце, что не описал саму истину. Все, что он может сказать об этой окончательной истине, окончательном опыте, – это «нети-нети», «ни это, ни то».
Когда ты видишь, как мать целует ребенка, и наслаждаешься этим, как можешь ты испытать прикосновение поцелуя и насладиться радостью, если ты никого раньше не целовал? Что ответит тебе эта женщина, если ты попросишь ее рассказать, какой у нее был опыт, когда она целовала ребенка? Думаю, предельно честно с ее стороны будет дать такой ответ: «Если бы у вас были свои дети, вы бы не задавали такого вопроса». Вот что я подразумеваю под «прямым опытом».
А что касается опыта, который выходит за рамки всех концепций ума, то он обладает одним особенным качеством. Приблизившись к человеку, испытавшему прямой опыт истины, у вас возникает следующее ощущение: «От этого человека исходит что-то, что дает мне покой. Я не могу описать, что именно, но определенно это чувствую».
Эта сила, энергия, опыт привлекают тебя, и ты хочешь испытывать это снова и снова. Махарши обладал такой силой, но даже он не мог описать ее. Он просто сидел в безмолвии, даже не отвечал на многочисленные вопросы посетителей. Так он мог сидеть часами, игнорируя всех и вся, сидя молча с открытыми глазами, не фокусируясь ни на чем. Но люди, находящиеся вместе с ним в комнате, знали, что покой можно обрести в его присутствии. Вот почему люди приезжали к нему со всех сторон земного шара.
Дэвид: Насколько я понял, покой, который вы ощутили в шестилетнем возрасте, никогда не покидал вас. Если это так, то что вам еще не хватало? Почему вы продолжали искать Бога вовне, и почему вы объездили всю Индию в поисках гуру, который бы смог показать вам Бога?
Пападжи: Из-за моей наивности. В детстве мне часто говорили, что я могу увидеть Бога своими глазами, и у меня не было повода не верить такому утверждению, поскольку сам Кришна часто являлся мне и играл со мной.
Беседуя со мной, моя мать смогла убедить меня в том, что такие видения были вполне нормальной частью духовной жизни.
Она обычно говорила: «Нарасимха видел Кришну и говорил с Ним, Тулсидас напрямую обращался к Раме, и Рама представал перед ним. Мирабай общалась с Кришной, пела, танцевала, играла с Ним».
Такие истории казались мне правдоподобными, так как у меня самого был опыт общения с Кришной: он приходил и играл со мной. Чем больше ты играешь с богами и любишь их, тем больше привыкаешь к этому. Я все чаще хотел, чтобы Кришна приходил ко мне и играл со мной. Я привязался к даршану Кришны настолько, что вся моя жизнь сводилась к нахождению способов и путей, помогающих мне увидеть Его.
Мое желание видеть Бога в любой момент никогда не было полностью осуществлено, поэтому я начал поиск учителя, или гуру, который сам видел Кришну и мог показать Его мне. Я хотел научиться у такого учителя вызывать Кришну в любой момент. Я исходил Индию вдоль и поперек в поисках такого человека, но никто не смог удовлетворить моего желания.