Ничья земля. Книга 1
Шрифт:
– Правильно, – ответил за него Блинов. И подмигнул.
– Вопросы интеграции и военного сотрудничества, – пояснил Рахметуллоев, – соседи у нас с вами с имперскими замашками. Надо думать о безопасности государства. О сильных союзниках.
– Большая политика, – сказал Сергеев. – Понимаю.
– Да уж и не сомневаюсь, – сказал Владимир Анатольевич, вытирая платком розовый потный затылок, – у самого место такое, что впору о политике думать.
– Мне Блинчик рассказывал, что ты в МЧС большая шишка? – поинтересовался Рашид.
– Не такая и большая.
– Ты, братец,
– Какие вопросы? – сказал Сергеев грустно, понимая, что момент разговора, ради которого встреча и организовывалась, близится необратимо. Или – не близится.
Основная ошибка непрофессионалов, пришедших в этот бизнес после того, как школа исчезла в небытие, – спешка с вербовкой. Это просто недомыслие, дурной тон – брать быка за рога еще до того, как бык, пройдясь по тучному пастбищу, отведает сочной травки, успокоится и осоловеет до наступления полной доверчивости.
Если его будут брать за рога сейчас – это будет смешно. Детский сад на прогулке. А вот если выдержат паузу – это будет поступок не мальчика, но мужа. Он бы быка не трогал – ни за рога, ни за колокольчики. Пока.
А ведь оба они знают обо мне все, что смогли раскопать. Вернее, думают, что знают все. Официальную биографию, официальный послужной список – что там еще доступно? Сведения о родителях, файлы Министерства обороны?
Они знали меня двадцать лет назад и думают, что знают сейчас. Старая дружба – валюта бесценная. Неразменный пятак. Старых друзей не предают. Так? Но кто сказал, что старых друзей не используют? Что же объединяет вас, мальчики? Что роднит вас в ваших интересах? Что у вас общего с этим сыном пустыни, который одним взором может сглазить до полного бесплодия стадо верблюдов?
Интеграция? Темна вода в облацях. Военное сотрудничество? Более прозрачно, хотя и не очевидно. Оружие. Технологии. Оборудование. Ремонтная база. Запчасти.
Интеграцией можно назвать что угодно: наркотики, контрабандную нефть, коридоры для нелегальной переброски любых грузов, запрещенные технологии – ядерные, например.
Только на кой хрен, Сергеев, тебе это нужно? Ты же простой, хоть и высокопоставленный чиновник почти мирного министерства. Ты – герой-спасатель, слуга царю, тьфу ты, президенту, отец пожарным и прочим службам. Может, у тебя паранойя? Может, тебе, по привычке, везде чудятся коварные враги?
Ну, торгует твой старый друг Блинчик на пару с не менее старым другом Рашидом чем-то запрещенным? И что? Пусть себе торгуют, чем хотят! Спрячь ты свои инстинкты охотничьей собаки куда подальше! Давно нет страны, которой ты присягал, давно нет дела, ради которого ты рисковал. Ты на пенсии. В отставке – не на запасном пути – в отставке! А может быть, и не торгуют они ничем! Просто вызвали тебя, шизофреника, на рюмку чая, не корысти ради, а чтобы пообщаться. А ты развел теории заговора! Самому-то не противно?
Но противно не было. Было любопытно. Сергеев даже ощутил давно забытый холод в затылке – верный признак заработавшей на всю катушку интуиции,
– Прибедняется, – заметил Блинчик, – земельные вопросы его шеф решает так, что весь Киев тихо млеет!
– Шеф и я – не одно и то же! – возразил Сергеев. – И ты, Вова, об этом знаешь. Я землей не торгую.
– И генерал не торгует. Он ее отчуждает и выделяет.
– Ладно, – согласился Михаил, – согласен. Считай, что договорились. Для друга – все что угодно! Тебе земля нужна, Рашид?
– Мне? – удивился Рахметуллоев. – Земля? Где? В Киеве?
– Хочешь в Киеве?
– Слушай, Умка, на кой мне земля в Киеве? Мне и в Душанбе она ни к чему! Если тебе надо – хочешь, я тебе колхоз подарю? Или два? Вместе с дехканами? Будешь баем!
– Вот что мне нравится, – заявил Блинчик гордо, – это то, что если закрыть глаза, то будто бы нет этих двадцати лет. А сидим мы с вами на интернатской даче, под Москвой, пьем чай с плюшками и болтаем ни о чем. За что предлагаю по семь граммов и употребить! Слушай-ка, дружище, принеси-ка еще коньячку. Видишь – заканчивается.
Официант расплылся в улыбке и исчез.
– Интересы на Украине у меня есть, – сказал Рашид, пригубив воды, – я этого не скрываю. Мы с Володей плодотворно работаем. И еще люди есть.
Блинчик поднял брови вверх, изобразив полное непонимание по поводу сказанного.
– Есть, есть еще партнеры… Но это разговор не на пять минут, – продолжил Рахметуллоев. – Я так дела не делаю. С друзьями о бизнесе надо говорить неспешно, за хорошим столом. Слушай, Блинчик, давайте встретимся у меня, сядем, поговорим. С кем еще делать деньги, как не со старыми друзьями! Я накрою достархан! Ты просто не понимаешь, Умка, что такое настоящий туркменский плов!
– А что такое настоящие туркменские женщины! – вмешался Блинчик. – Тысяча и одна ночь! Шехерезады!
– Не слушай ты этого развратника! – отмахнулся Рашид, улыбаясь с некоторым оттенком смущения. – Нет, я серьезно, ребята! Давайте ко мне в гости, хоть на пару дней! Не пожалеете! Умка, ты как?
– Врасплох застал, – Сергеев развел руками. – А обязательно решать прямо сейчас?
– Давайте так, – предложил обильно потеющий Блинов, разливая по рюмкам принесенный официантом коньяк, – ты же все равно неделю будешь в разъездах? Так?
– Так, – подтвердил Рахметуллоев, – но это не вопрос!
– Через десять дней ты в Киев собирался прилететь?
– Собирался.
– Не вопрос. Прилетай. Посидим у меня, в Конче. Плов не обещаю, но если очень надо, будет такой, что все туркмены мира слюной захлебнутся. А вот хорошее застолье, водочку под шашлычок и вакханок в веночках под пиво, – тут Блинчик причмокнул полными губами, – за милую душу обеспечим.
Глаза его на доли секунды подернулись влажной поволокой, и Сергеев подумал, что если бы он взял Блинова в работу, то искать слабые места долго бы не пришлось. Женский вопрос у Владимира Анатольевича был одним большим слабым местом – на все тело. Или на всю голову, это как посмотреть.