Нихилени
Шрифт:
— Так, давай не будем меряться, кто больше виноват. Ты, вообще-то, только что меня убила. Так что я имею право узнать, почему.
— Папа назвал тебя дочкой.
Ан не поверила своим ушам.
—..и всё?
Красавица кивнула. Ан погладила себя по животу. Потом снова рыгнула.
— Бред какой-то. Из-за этого?
— Хочешь верь, а хочешь нет, он меня дочкой ни разу за всю жизнь не называл. Ни милой, ни солнышком, ни тыковкой, ни розочкой, ни котиком, ни лопушком, как этого придурка Кела. Вообще никак. Только “дочь”.
— Слушай, —
— Знаю.
— Так какого чёрта? Я-то в чём виновата через столько лет?!
— Да, наверное, не виновата. Но всё же… знаешь, в определённый момент становится плевать. К тому же ты то жалела меня, то бегала за этим придурком Келом, как собачка.
— Ты… из-за этого?
— Нет. Но ты тоже дура. Если уж взялась делать доброе дело, то делай его до конца. Без “приходи завтра, а сегодня у меня потрахушки”.
— То есть, я сама виновата, что за то, что жалела тебя, ты решила меня убить?
Красавица пожала плечами, подумала, и кивнула.
— Да, вроде того. Ты всё верно поняла.
— Хорошо. Там в парке ты меня травила своими тварями, как зайца, потому что дядя мудак и назвал доченькой меня, а не тебя. Кстати, какого хрена ты играла в эту погоню? Управляла бы ими издали. Это же были гончие?
— Почти. Те были моей личной модификацией. Я думала, что им хватит сил нести всадника, но не учла, что в лесу на них кататься будет неудобно. И чего ты туда побежала?
— Пф… А куда мне бежать? Чёрт побери, всё полетело к чёрту из-за того, что этот старый хрыч попытался подмазаться ко мне слишком сладко! Хотя я могу и тебе выкатить счёт: послала бы его разок подальше, он бы резво заворковал, какая ты хорошая. А так, чего ему тебя гладить, если ты и так за ним бегаешь и в глаза смотришь?
Красавица поджала губы.
— Он был моим отцом. Самым важным человеком в моей жизни, и я заслужила, чтобы он любил меня просто так, без этих плясок. Думаешь, скажи я ему, что я ухожу, он бы полюбил меня искренне? Думаешь, я такая глупая и не пробовала так сделать?
— Но почему виновата я?!
— Потому что у тебя и так всё было, а ты забрала ещё и отца…. Вот я и не выдержала, — сестра вздохнула и погладила узкий браслет из желтоватого металла с подвешенным свистком на руке. — Ан, скажи мне, почему всё вышло так нечестно? У тебя были твой отец, этот дурак Кел, Рем, и папа ещё Ан то, Бесприютная сё… — Красавица скривилась. — Нечестно. Почему мне ничего не досталось?
— Я не знаю. Но я не заслужила за это смерти.
Сестра пожала плечами.
— Значит, тогда в лесу ты решила убить меня за то, что дядя назвал меня дочкой.
— Верно. Я тебя в те дни очень искала. Дядя был в ярости, что “до-оченьку”, — Красавица нервно дёрнула головой — не удалось поймать. Он даже этих идиотов, Ювелира и Умника послал в лес тебя искать. Кто бы мог подумать, что они тебя и правда нашли, но не решились ни спасти, ни добить.
— Я очень сообразительная и решила туда не приходить.
— Я уже поняла.
— Хорошо, с тем, что случилось тогда в Городе мы разобрались. Ты не ответила, что я тебе сделала, что ты решила меня отравить. Кстати, что это за яд?
— Сок болиголова.
— А почему именно он?
— Что было из того, что на нас действует, то и добавила, — Красавица пятерней расчесала растрепавшиеся локоны. Она наконец-то перестала кривляться, и стала выглядеть не вечно юной девой, а уже немолодой и уставшей женщиной. На мгновение она стала очень похожа на Ювелира. Да и на кого ей ещё быть похожей? У них у всех было одно лицо, и у мужчин, и у женщин. Стала бы Ан раз за разом мучиться с шрамами на лице, если бы не возможность, что кто-то видел лицо её брата или сестры, и узнает её.
— Так зачем?
— Да… Накатило что-то. Я испугалась тебя. И не подумала. Решила, что ты пришла мстить мне за Кела, ну, вообще за всё.
— Глупость какая.
— Глупость не глупость, а так вышло. Возможно, к лучшему, — Красавица внезапно поднялась на ноги и прошла к кровати. Повозившись в туалетном столике, она достала продолговатый свёрток и перекинула его Ан.
— Лови.
Ан качнулась на стуле и схватила предмет. Развернув тряпочку, она обнаружила внутри охотничий нож в потёртых кожаных ножнах. Ножны были самодельные и очень неказистые
— Помнишь?
Она узнала этот нож. Не сразу, но узнала. Ан сама его сделала, далеко не с первого раза и чужой помощью. А вот ножны с накладками и тиснением — сама. Своими руками. Ан вспомнила свой резак с желтой рукояткой и старое шило, подаренное Рем. Она же показала Ан, как работать с кожей.
Отец, Рем, бедняга Кел, дядя Первенец, все эти имена-не имена давно стали чем-то далёким, и одновременно очень дорогим. Ан взяла нож в руки и достала его из ножен. Отец носил его с собой под курткой. Вот дополнительные петли, чтобы ножны можно было закрепить на подкладке, вот ещё один слой обмотки на рукояти, чтобы нож лучше лежал в огромной отцовской ладони. Вот следы от точильного камня. Лезвие когда-то было другой формы, но папа много пользовался её подарком. Ведь Ан так старалась, чтобы ему было удобно.
— Откуда он у тебя?
— Нашла на руинах дома.
— Не ври, пожалуйста.
— Ну хорошо. Остался от твоего отца. Оружие у него, сама понимаешь, папа забрал. А после всего, когда я уходила из нашего дома, я взяла его с собой на память о тебе, — Красавица медленно подошла к кровати и встала, опустив руки. Ан положила ножны на стол и взвесила клинок. Потом положила его рядом и взяла в руки бокал с остатками вина, но пить не стала.
— Если тебе интересно, я хранила твою брошь дома. И надела на выпускной. Твой подарок был мне дорог.