НИИ особого назначения
Шрифт:
— Кстати... — я выразительно посмотрел на Ладу. — Ты мне кое-что рассказать хотела, но как-то у нас до разговора дело не дошло. Забыла? Или уже неактуально?
— Вот что, Клим... — она посмотрела мне в лицо длинным непонятным взглядом. Лицо ее стало серьезным. — Давай-ка мы завтра с тобой устроим перед завтраком марш-бросок километров на десять. Сдюжишь?
— Как скажешь, начальник, — сговорчиво кивнул я. Ну да, логично. Секретный разговор нужно вести где-то подальше от помещений и обжитой территории, где камеры могут быть натыканы в самых что ни на есть неожиданных местах. Впрочем, я все еще не понимал этой всей секретности, когда у каждого на руке коммуникатор с кучей датчиков. Вариантов тут было
— Вы осторожнее там, — Вася-Папай подмигнул. — Мне Михалыч сказал, что у Марфуты медвежата подросли, четыре штуки.
— Да ну, чего осенью медведей бояться, — отмахнулась Лада и принялась выбираться из кресла-мешка. — Клим, ты долго не сиди, у тебя будильник сработает в пять-тридцать.
Не удивился. Эту фишку мне Эмиль объяснил и показал, как она работает. Тыкаешь в плюшке в «совместную тренировку», выбираешь компаньонов, назначаешь время, и всем участникам придет уведомление за полчаса, и за три минуты. Я машинально посмотрел на плюшку. Было без двадцати десять. Детское время какое-то, чтобы спать ложиться. Я сегодня первый день как себя условно-нормально после интенсивных тренировок почувствовал, хотелось еще посидеть, байки послушать, в игру какую-нибудь поиграть... Хотя бы вот в эту самую, со светящимися шашками...
Лада рассеянно потрепала меня по плечу и повернулась к выходу. Брови ее удивленно взлетели вверх.
— Роман Львович? — проговорила она. — Как-то неожиданно... Что-то случилось?
— Добрый вечер, товарищи! — громко поприветствовал всех Роман. — Все нормально, без паники. Просто собираюсь ненадолго похитить у вас Клима.
Глава 17
Едва ты выясняешь, как следует поступать, как обнаруживается, что уже поздно.
Роберт Хайнлайн «Достаточно времени для любви, или Жизни Лазаруса Лонга»
— Ну что, как твои дела? — осторожно спросил Роман, когда мы вышли из «кают-компании» и устроились в беседке. Для вечерних уличных посиделок было уже довольно прохладно, но Роман с такой целеустремленностью направился именно туда, что возражать я не стал. — Обживаешься? Ребята не обижают?
— Да вроде все хорошо... — я пожал плечами. И замолчал.
— Ты ведь уже был... там? — Роман многозначительно кивнул головой примерно в ту сторону, где находилась «тридцать вторая».
— Ага, практически сразу же, — кивнул я. — Даже не понял, почему получилось так быстро, практически без подготовки. Хотя может это и хорошо... Сейчас я вроде бы знаю гораздо больше, но уверенности не появилось...
Я снова замолчал, поняв, что Роман слушает меня как-то очень уж подчеркнуто внимательно. «Объясню потом», — говорили мне здесь все, кому не лень. И так до сих пор ничего и не объяснили. Всегда находились какие-то отмазки, важные дела и всякое такое прочее. А я ни разу не стал настаивать. Вроде как, дал себе время на адаптацию. Вот и сейчас... Я смотрел на Романа и понимал, что ни черта про него не знаю. Совсем. Он какой-то физик. Проводил какой-то эксперимент, в результате которого случайно спас меня от смерти и поместил на нехитрую службу по исследованию аномальной зоны. Ах, как удобно, что отбившийся от жизни в прошлой версии реальности я оказался таким подходящим на эту должность человеком с боевым опытом...
Я, конечно, человек не слишком выдающихся умственных способностей, на профессора и доктора наук не тяну, но что-то из этой истории торчат белые нитки. Даже на мой не очень тяжело вооруженный взгляд.
—
— Слушай, Рома, — я вздохнул. — Я вдруг понял, что долгожданное «попозже», когда мне, наконец, объяснят, как на самом деле обстоят дела, все никак не наступает. Что ты сейчас хочешь от меня услышать? Подробности про «тридцать вторую»? Или краткие и емкие характеристики членов «Нимфы»?
— Ну хорошо, каких объяснений ты хочешь? — сказал Роман, чуть сгорбившись. По нему было заметно, что он чувствует себя не в своей тарелке, но я, если честно, не очень понимал, почему. Не знал, о чем конкретно спрашивать, чтобы выяснить причину этого смущения.
— Давай начнем с того, что я ничего о тебе не знаю, — сказал я. — Не знаю, как здесь люди живут, понимаешь? Вы с Настей меня вытащили сюда и почти сразу отправили в этот санаторий с особыми условиями. Который с реальным миром почти не соприкасается. А мне же интересно, если что...
Закошу под любопытного деревенского дурачка, фигли. Просто чтобы заставить его говорить. А там посмотрим.
— Ну... — Роман вздохнул с явным облегчением. — Мне пятьдесят три года, по специальности я физик экспериментатор. Всегда любил физику. Учился в физмате, поступил на физфак в ЛГУ. К девяносто первому году я уже открыл свою мастерскую по ремонту техники, чтобы продолжать заниматься любимым делом. И даже неплохо преуспел, надо заметить. Больше всего денег я сделал на... на жучках. Изобрел два вида подслушивающих устройств, и продавал их страждущим практически из-под полы. После переворота гайки закрутили, и моей деятельностью заинтересовалось КГБ. Думал, что пропал, но нет. Страна взяла курс на науку, моя коммерческая деятельность накрылась медным тазом, зато научная пошла в гору. Меня отправили в Новосибирск. В НИИ принудительного типа. Почти то же самое, что тюрьма, только вместо верхонок мы должны были клепать научные открытия.
Он горько усмехнулся.
— Очень странное это было время, — сказал он. — Мы работали под строгим надзором, сами для себя, получается, собрали следящие и контролирующие устройства. Тогда происходящее казалось ужасно несправедливым. А сейчас... Сейчас я думаю, что те несколько лет были лучшим решением. Я защитил кандидатскую, принялся за докторскую. В девяносто восьмом меня освободили и перевели в Ленинград. Уже обычным научным сотрудником, без браслетов. Тогда, в девяносто первом, я был готов бежать за границу, как и многие. Почти никому не препятствовали, правительство приняло решение, скинуть со своей шеи горластый либеральный шлак, разве что красную ковровую дорожку не расстелило и платочком вслед не помахало. Но вот научных работников эта свобода не коснулась. Особенно тех, у кого было рыльце в пушку, как у меня, например. Принудительные НИИ по всей стране появились. Нас, можно сказать, воспитывали. Учили заново любить Родину. Ну и научили в конце концов. Девяностые были тяжелыми годами для всех, кроме нас, получается. А нас только в перемещениях ограничили. Мол, работайте, товарищи ученые, не отвлекайтесь!
Дальше он начал рассказывать о своих проектах, квантовой физике и установках сложного научного назначения. Звучало это для меня примерно как птичья трель — очень красиво, но нифига непонятно. Зато вместо скованности и смущения на лице Романа появилось веселое воодушевление, глаза заблестели. Я не перебивал, наводящих вопросов не задавал. Пока.
Пока он не перешел к работе НИИ Белого Шума, иначе именуемого сто двадцать второй.
— Задачу Насти было решить непросто, — увлеченно рассказывал Роман. — Еще и потому, что занимались мы этим втайне от руководства. Приходилось подгонять отчеты по использованию исследовательских мощностей и приборов. Придумывать никуда не ведущие эксперименты, чтобы хоть как-то подбить баланс...