Ник Картер против барона Мутушими (сборник)

– Господин президент готов принять вас.

Ник Картер встал и прошел в рабочий кабинет президента Соединенных Штатов Америки, в тот самый кабинет, где в течение последних пятидесяти лет глава славной американской республики принимал своих советников и беседовал с ними о важнейших государственных делах.

При появлении Ника Картера президент поднялся из-за письменного стола и протянул руку знаменитому сыщику.

– Возьмите вон тот стул и сядьте напротив меня, – начал президент. – Разумеется, я вызвал вас из Нью-Йорка сюда, в Вашингтон, не из-за какого-нибудь пустяка. Речь идет о крайне важном деле, касающемся меня не столько как президента, сколько как честного человека. То, что я вам сейчас сообщу,

абсолютно конфиденциально. Я знаю из личного опыта, что вы умеете молчать и что на вас, безусловно, можно положиться, но некоторые обстоятельства вынуждают меня в данном случае с особой настойчивостью требовать соблюдения секретности. Никто не должен знать о том, что мы с вами будем обсуждать и какие примем решения. Мало того, никто не должен знать, что существует дело, интересующее и занимающее нас обоих. В крайнем случае придется придумать какую-нибудь причину, которой можно было бы объяснить ваше появление в Белом доме.

– Заботы об этом предоставьте мне, – с неуловимой улыбкой произнес Ник Картер. – Но я смогу принять какое-либо решение лишь после того, как получу подробную информацию о деле…

– Другими словами, вы хотите, чтобы я не тратил времени понапрасну, – прервал его президент. – Вы правы, мистер Картер: время – деньги. В таком случае слушайте. Меня окружают шпионы, которые следят за всеми моими действиями и осведомлены относительно каждого моего слова, вне зависимости от того, где я нахожусь – в своем рабочем кабинете, наедине с одним из министров или где-нибудь в общественном месте, в парке или на гулянии. Я пустил в ход все имеющиеся в моем распоряжении средства, чтобы обнаружить и изловить этих шпионов, которые распространяют секретные, по сути, сведения. Но я ничего не могу добиться, и даже самые способные сотрудники моей службы безопасности разводят руками.

– Словом, если я правильно вас понял, – заметил Ник Картер, – содержание ваших бесед с ответственными лицами о вопросах высшей политики становится достоянием посторонних субъектов, и вы не можете себе объяснить, каким образом происходит утечка информации?

– Мало того, содержание многих конфиденциальных бесед через несколько часов чуть ли не дословно излагалось в газетах.

– Вот как! Значит, вам так и не удалось обнаружить виновников?

– К сожалению, не удалось. Мне становится страшно при мысли об этом. Можно подумать, что тут орудуют какие-то сверхъестественные силы. Не смейтесь, мистер Картер, уверяю, вам будет не до смеха, когда вы поглубже вникнете в это дело. Хуже всего то, что нет никакой возможности добраться до этих шпионов, чтобы уличить их и положить предел их разрушительной деятельности. А это приводит к весьма неприятным последствиям, поскольку поневоле приходится сомневаться в людях, которых я до сих пор считал заслуживающими доверия. Вы понимаете, что я хочу этим сказать? Дело приняло такой оборот, что шпионы во что бы то ни стало должны быть обнаружены и притом как можно скорее.

– Понятно, – отозвался Ник Картер. – Когда именно вам пришлось в последний раз столкнуться с проявлением этой враждебной деятельности?

– Не далее как вчера в этом кабинете я в течение получаса разговаривал о делах торговой палаты с тремя господами. Эти господа, так же как и я, имели все основания не разглашать содержания и результата нашей беседы. Сегодня утром, то есть через шестнадцать часов после завершения совещания, я встретился с членом конгресса Гольдфоглем, и оказалось, что он полностью осведомлен о результатах этого совещания.

– Не потребовали ли вы у него объяснений по этому поводу?

– Нет, в контексте нашей с ним встречи это не представлялось возможным. Но по тому, как он говорил о совещании, было видно, что он совершенно не сознает его конфиденциального характера.

– Где происходили ваши переговоры?

– Здесь, в Белом доме, на южной веранде.

– Не мог ли кто-нибудь подслушать вас? Нет ли там поблизости окон, ниш, колонн, кустов или деревьев, за которыми есть возможность спрятаться?

– Нет, там нет ничего подобного. Сами понимаете, что в последнее время

я стал крайне осторожен. Я совершенно точно знаю, что во время этой нашей встречи на расстоянии ста шагов в округе не было ни единой живой души.

– Тогда получается, что подслушать вас было невозможно?

– То-то и оно. И тем не менее содержание нашей беседы уже сделалось достоянием гласности. Повторяю, остальные трое участников этого совещания нанесли бы явный ущерб своим собственным интересам, если бы обмолвились о нем хоть словом.

– И точно таким же образом была обнародована информация о предыдущих собеседованиях и совещаниях с вашим участием?

– Говорю же вам, мистер Картер, эти шпионы преследуют меня повсюду. При этом я уже прибегал ко всем возможным уловкам: выбирал помещения для совещаний в самый последний момент, принимал посетителей вне очереди – и все это ни к чему не привело.

– Изменение местонахождения тоже не меняет дела?

– Нисколько. Где бы я ни находился со своими советниками, куда бы я с ними ни удалялся – все это не улучшает ситуации. Неизвестный лазутчик умудряется даже подслушивать мои частные беседы: и с женой, и с членами семьи.

– Какая гнусность! – воскликнул Ник Картер. – Пожалуй, кто-нибудь и в настоящее время нас подслушивает?

– Я более чем уверен в этом, – вздохнул президент.

– Вы говорили, – продолжал сыщик, – что вас подслушивали и в тех случаях, когда деловые встречи не были назначены заранее?

– В том-то и беда. И днем и ночью меня окружают невидимые шпионы. Кстати, я вспомнил инцидент с итальянским послом. Проезжая во время верховой прогулки мимо итальянского посольства, я вспомнил о переговорах, которые вел за неделю до этого с послом и которые окончились ничем. Так как у меня тогда появилась новая мысль по интересовавшему нас делу, я спешился и приказал швейцару доложить о себе. В приемной мы беседовали с послом в течение получаса. Я хорошо знаю, что поблизости не могло быть посторонних. И что же дальше? На следующий день ко мне поступает запрос от итальянского посла, не говорил ли я французскому послу о нашей встрече, ибо тот оказался прекрасно осведомлен о ней. Еще пример. К числу моих близких друзей и приверженцев принадлежит сенатор Марк Галлан. Вам, вероятно, известно, что он является представителем штата Канзас, а поскольку вместе с тем он является лидером для всего населения к западу от Миссисипи, то мы его обыкновенно так и называем: Западным сенатором.

– Я хорошо с ним знаком и могу этим гордиться.

– Да, помнится, он как-то упоминал о важных услугах, которые вы ему оказали. Так вот, в этом же самом кабинете, с глазу на глаз, Галлан открыл мне некоторые из своих грандиозных планов, осуществление которых должно существенным образом отразиться на нашей внутренней политике. И, как вы думаете, что произошло дальше? Сенатор Гарденер, заклятый враг и непримиримый политический противник нашего общего друга, на следующее утро направляет запрос правительству, зачитывая чуть ли не дословно по стенограмме всю беседу Галлана со мной, и спрашивает, были ли достигнуты какие-либо соглашения по этому поводу без ведома и одобрения народных представителей. Можете себе представить смущение бедного Галлана, которому, разумеется, ничего не оставалось, как предположить, что я злоупотребил его доверием. У него хватило присутствия духа заявить, что утверждения Гарденера являются вымыслом. На этом дело было закончено. Но, как это ни печально, между Марком Галланом и мной выросла стена, и о прежней нашей дружбе не идет и речи. Хотя мы оба уверены, что порядочность каждого из нас не подлежит сомнению.

Президент собирался привести еще один пример, но тут вошел дежурный чиновник и доложил о прибытии одного важного сановника, вызванного самим президентом.

– Придется прервать нашу беседу, – сказал глава США, – но я прошу вас пожаловать ко мне сегодня в девять часов вечера. Я позабочусь о том, чтобы мы не были ограничены временем, для того чтобы иметь возможность прийти наконец к какому-либо эффективному решению.

– Я не премину явиться, – почтительно ответил Ник Картер и удалился.