Никак иначе
Шрифт:
Меня привезли в какую-то частную клинику, где даже в такой поздний час, нас приняли без всяких препятствий.
Гинеколог, женщина, лет за тридцать, холёная и ухоженная, выслушала мой сбивчивый рассказ о произошедшем, пока мои мужчины ждали в коридоре.
— То есть, Светлана, вы хотите сказать, что у вас был контакт с двойным проникновением? — уточнила она.
В тот момент, мне хотелось провалиться сквозь землю, просто сбежать, и никогда в жизни не встречаться с Эльвирой Андреевной, так звали гинеколога. Но перед врачом, как и перед адвокатом, нужно быть
Я, бледнея, потом краснея, потом снова бледнея, кивнула, и поведала, о кровотечении. Надо отдать должное врачу, она, даже если и подумала о чём-то осуждающем, не выдала себя ни взглядом, ни тоном. Пригласила на кресло, а после осмотра, сразу же уложила на кушетку, и заказала операционную, потому что были разрывы, и кровотечение хоть и замедлилось, ещё не остановилось.
Из кабинета меня вывезли на каталке, и Саша с Кириллом, тут же бросились ко мне. Их остановила Эльвира Андреевна, спокойным и холодным тоном, проинструктировав, что после операции мне нужен будет покой, и увидеть меня можно только утром.
Я смотрела на их удаляющиеся лица и фигуры, и мне было жаль, что мы так и не перекинулись парой слов. Тогда мне, почему-то хотелось сказать им, что я не злюсь на них. Особенно Кириллу, хоть это и его несдержанность привела меня на больничную кровать. По большому счёту, я провоцировала, и отчасти была виновата. Ведь Саша предупреждал меня. Но меня быстро увозили, и я всё смотрела, то в зелёные прищуренные глаза, то в прожигающие серые, пока закрывающаяся дверь лифта не отрезала меня от них.
Наутро пришёл только Саша, сказав, что у Кирилла важная встреча, принёс цветы, и кофе с пирожными. Целовал и обнимал, не преминул немного поругать, но всё же больше жалел. А ещё я заметила сбитые костяшки на его руках, и небольшую ссадину на скуле. На мой вопрос, откуда это всё, промолчал и перевёл тему.
А Кир, вот уже третий день, находит отговорки, чтобы не появляться. По телефону, вообще у нас разговор не получается, потому что он узнаёт как у меня дела, говорит только обо мне, а потом быстро сворачивает разговор, вечно занят чем-то. Я уже Сашу, исправно навещающего меня, бесить начинаю вопросами о Кирилле. Но мне реально не понятно, почему он не приходит. Неужели это всё. Всякая дурь в голову закрадывается. Если он, всё же поверил в те нелепости, что я несла на нервяке, и попытке поддеть его. Если решил что с него хватит. Что я тогда буду делать?
Спросить всё это у Саши у меня не хватает духу.
Одно понятно, все эти выводы меня огорчают, я очень хочу увидеть Кирилла, и очень хочу убедиться, что он меня не бросает.
Даже присутствие Саши меня не успокаивает. Мне нужен Кир. Не пытаюсь анализировать всю эту мешанину, просто жду, что будет дальше.
Вечером того же дня приходит тётя Оля, как всегда несёт сумку еды, хотя я ей, за эти три дня, уже устала говорить, что здесь кормят, лучше чем в ресторане. Видимо, это заложено на подкорку. Идёшь в больницу, нужно накормить больного.
Всё эту еду отдаю Саше, который является позже, опять
Он поднимает простую матерчатую сумку тётушки, и усмехается.
— Твоя тётя, думает, что тебя здесь голодом морят!
— Я знаю, — морщусь, когда пытаюсь встать с кровати, не сильно присаживаясь, и он тут же оставляет тяжёлую поклажу и подходит ко мне, помогает, — так она проявляет заботу. Дома посмотришь, может, сами что съедите, может, охране… я не знаю.
— Ну, всё, всё, я понял, — Саша, обнимает меня, когда я уже стою на ногах, и зарывается носом в волосы, чем напоминает Кирилла, с его вечным желанием обнюхать меня. — Как у тебя там, всё ещё болезненно?
Я давлю желание отстраниться от него, и пытаюсь расслабиться в его тёплых объятиях. Получается не очень. Сама не понимаю, что со мной. Но его забота меня раздражает. Я словно виню его в произошедшем, хотя основной урон нанёс мне Кир. И по нему я сильно тоскую.
— Нет, уже нет, — нахожу силы ответить, и эти же силы кидаю, чтобы снова не спросить про Кирилла. Что толку, если он не хочет меня видеть. Возможно, наигрался. Ведь рано или поздно это бы произошло.
— Я так по тебе соскучился, конфетка, — Саша спустился губами к изгибу шеи, и слегка прихватил зубами кожу, но тут же лизнул, и поцеловал.
— Скучать тебе предстоит ещё долго, — я слегка отстранилась, — наврядли я так быстро поправлюсь…
— Глупая, неужели ты не веришь, что я могу скучать не только по-нашему траху, — усмехнулся он.
— Я не знаю Саш, чему уже верить, — вздохнула я, — ты мне столько раз пытался объяснить мою роль в нашем союзе, но я…
— Не говори только, что ты опять о нём! — гаркнул он, на всю палату, и разжал объятия, отошёл, отвернулся. Было видно, что разозлился.
— Я и не говорю, — я устало опёрлась о спинку кровати.
— Не может он тебя видеть! — повернулся Саша, впиваясь взглядом в меня. — Себя простить не может, видимо, не знаю. Это же истукан! Он ничего не говорит. Только работает, день и ночь. Совсем свихнулся.
Он снова подошёл ко мне, задрав резко моё лицо вверх, шаря по нему взглядом.
— Довольна теперь? Этого ты хотела?
Я, молча, глотала обиду. Горечь поднималась из самых глубин, врезалась в глотку, перехватывала дыхание.
— Мало меня тебе? — спросил он, видя моё состояние. Понимая его без слов. Прекрасно видя, как ранят меня, его слова про Кирилла, как рвётся с языка куча вопросов о нём. И мне тоже прекрасно видно, как злит его эта моя навязчивость.
По Сашиному лицу заскользила тень досады. Желваки заиграли на скулах, выражение стало хищным.
— Нравиться быть разорванной?
— Зачем ты так? — сглотнула я, чувствуя, что ещё немного, и разревусь.
— Потому, что ты меня бесишь, Света, — несколько не смягчился его взгляд, а руки на плечах стали ещё жестче. — Какого хрена ты всё ему уже простила? Ждёшь его? А он даже не думает навестить тебя!
— Саша, что ты несёшь? Вы же друзья, — попыталась я его образумить.
Но он вдруг резко притянул меня к себе, сжал и заговорил поспешно и сбивчиво.