Никаких достоинств
Шрифт:
Пошли вон! Шиза, тело, мысли, бедра — все вон! Поскольку есть еще и желудок.
Я надела домашнее и направилась к холодильнику.
Десять… Я задумчиво рассматривала опустевшую упаковку яиц. Жарила в три приема, зелень, кусочек колбасы, немного гренок — все там было. Ужас! Сходить что ли еще раз в магазин? Нет, уже темнеет, блуждать по бывшей стройке этого «бермудского треугольника» не хочется. И вообще нужно остановить процесс питания. Тем более, еще есть чай и пироженки.
Переходник для розетки я, конечно, купить
Хозяйки не было, чайник с кипятком ждал на плите. Я сидела, размышляя над своей комнатой и скромными размерами пирожных. Может, тайна галлюцинаций заключена в самой комнате? Жил какой-то наркоман, пропитал диван ядовитыми смесями, вот меня и прихватило. Логично? А кольца и засосы на меня сами наделись. Кстати, почему пирожные в упаковку по три штуки кладут? Тут же явно четыре штучки поместятся.
Кончились. И пирожные, и мысли о наркоманских диванах. Я налила еще чаю и направилась к себе. За дверью хозяйки опять тихо играла музыка, едва слышно и проникновенно пели по-французски. Это из старинного — был такой кудрявый французский певец. Имя я вспомнить не могла, но во времена молодости Веры Павловны он был жутко популярен. Ностальгирует хозяйка. А что ей еще делать?
Гораздо актуальнее был вопрос, что делать мне. Ведь страшно. И попасть в Золотую степь страшно, и не попасть еще страшнее. Видимо, и то, и другое много страшнее психушки.
Я старательно занималась делами: почистила пальто, написала список покупок на завтра — дважды подчеркнула «переходник», пересмотрела пакет со стрингами. В отчаянии даже накидала в планшете план по доработке текущих рабочих проектов. Да что ж все такая рань на часах? Я же спать хочу.
Наконец, тихоходное время сдвинулось к половине одиннадцатого, я решила что пора, спала-то я плохо, нужно попытаться выспаться.
Я постелилась и легла: свежие простыни, свежая футболка и темно-сиреневые стринги. Что глупо.
Выяснилось, что спать я совершенно не хочу. Просто хочу. Физиологически.
Наушники пытались меня утешить и отвлечь. Но это же не рок-поп и си-панк, а чистое порно-мюзик, и как такое студиям записывать дают?! Лучше бы я хозяйкину курчавую старину слушала.
Плеер я отключила, с мыслями этот номер не прошел.
Тишина и тоска наплывали из углов комнаты. Шкаф мужественно пытался их сдержать, но тоска и безнадега обтекали его широкую сильную спину.
Господи, да что ж я даже с ума и то не могу нормально сойти?!
Я не особо верующая, но взывать к богу по столь странному поводу было как-то неосмотрительно. Лучше прибегнуть к хорошо проверенному человечеством практичному электронному безумию. Телевидение оно называется.
Я нажала клавишу старинного агрегата, он чуть подумал, вздрогнул и попробовал засветиться.
… — трудно предположить, что причиной этого был недостаток религиозности — сообщил мне и миру серый человечек на сером экране, задумчиво посмотрел в стол перед собой, поправил очки, и задушевно продолжил: — Большинство искусствоведов склонны отдавать приоритет влиянию эпидемий чумы и оспы…
Черт, только чумы мне и не хватало! Я надавила на переключатель каналов, поднатужилась, но не успела переключиться…
Я стояла в полумраке, вокруг был тесанный, гладкий, резной, но одинаково серо-могильный камень. Инстинктивно задрав голову, я рассмотрела высоченные и узкие каменные своды. Ой! С золотистыми просторами степей этот сон явно не пересекался. Вообще никак! Я мало понимаю в чумных приоритетах и сусликах, но неплохо распознаю раннюю готику. Да не туда же меня спать отправили!
Глава 4
Видимо, за стенами был вечер — в высокие стрельчатые окна второго яруса еще падал дневной свет, но явно угасающий. Огромное помещение… неф тянулся, казалось, бесконечно, сотни колонн высотой в три-четыре нормальных этажа, переходы над ними. Резьба, бесчисленные пилястры и капители, почти неразличимые снизу. Видимо, я должна была узнать столь выдающееся архитектурное сооружение. Но я не узнавала. Дворец или собор какой-то, да и к дьяволу его.
Мне хотелось плакать. Это не Золотая степь! Но почему?!
Под сводами захлопали птичьи крылья, потом послышались шаги на верхнем, идущем вдоль стены, ярусе — великолепная акустика подхватила стук каблуков, он загрохотал, как молот судьбы. Я осознала, что торчу совершенно неуместной статуей посреди прохода в сотню шагов и попятилась в тень.
Незнакомец наверху так и не появился, шаги свернули куда-то в переход и быстро смолкли. Я замерла под прикрытием колонны в каком-то ступоре. На глазах стояли слезы, но почему-то не текли. Я себя знаю — точно должна разрыдаться. Вместо этого выругалась. Скверное слово нервным шелестом разлетелось между ближайших колонн, неохотно смолкло. Поосторожнее здесь нужно ругаться,с такой-то предательской акустикой.
И что мне вообще делать? У меня, кстати, спина мерзнет.
Спина, да и плечи действительно стыли. Это из-за декольте. На мне было платье, весьма открытое наверху, но с широкими рукавами и подолом столь пышным, что его следовало называть не иначе как множественным «юбки». Основным материалом оказалась расшитая парча, вроде бы светло-зеленая, цвета мяты или серо-жемчужного пепла, полутьма и волнение мешали определить. Под парчой — шелка, глубже еще шелка. В общем, там не мерзло холодно. Но корсаж… и спереди и сзади очень смело. Кто такое недешевое безобразие здесь носит? Понятно, что не золушки, это или актрисы мюзиклов или проститутки. Но что представительницам этих сложных? профессий делать под этими безумно величественными сводами?